– И стоны её разносились по дому, заполняя каждый угол и всякое пустое пространство! – чопорно сказала Света, упаковывая в коробку сервиз и время от времени косясь в мою сторону. – Слёзы лились и лились рекой, шумным потоком выплёскиваясь на улицу! Синьорина Наталья заламывала руки, страстно целовала каждую плошку и прощалась с ней навек!
– Всё сказала? – спросила я, дождалась пока принтер выплюнет бумаги, и повернулась к подруге. – Оставь свои язвительные выступления при себе. Вон, Брит работает потихоньку и помалкивает.
– Если бы наша Брит знала причину твоего женского недомогания, она бы пальцем у виска покрутила. Убиваешься, как на похоронах.
– Почему нельзя с уважением относиться к моим страданиям? – повысила я голос.
– А я и уважаю! Даже можно сказать – отношусь с преклонением! – Света также перешла в другую тональность. – Слава тебе и почёт! Только ты мне объясни сначала, от того, что ты ходишь как чёрная туча, что изменится? Решение принято, всё, проехали!
– Тебе этого не понять! Люди такие деньги платят, чтобы отыскать редкие вещи, а мы их сами из дома выталкиваем!
– Вот и хорошо, что нам огромные деньжищи за них дадут, причём в валюте. Ты хоть предварительно посчитала, на сколько это потянет, Лобачевский?
Света прекратила паковать и сердито бросила на меня взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Пока только сундук с посудой. По моим прикидкам, от ста до ста десяти тысяч долларов.
Светик присвистнула от невообразимости этой цифры.
– А ты думала? Не копеечным ширпотребом из супермаркета торгуем. А если ещё два сундука продадим, то это плюсом по три – четыре тысячи. Ну, Лешек хотел один забрать, ему скидку пятьдесят процентов сделаем, – мне доставляло мстительное удовольствие дразнить ошеломлённую Светку. – Пойдём, покурим.
– Ты снова решила разбудить дурные привычки? – спросила взбудораженная подруга, беря со стола сигареты. – Правда, такая сумма офигенская?
– Шуточки шучу! Ещё надо взять пару книг и во Флоренции в центральную библиотеку заехать. С платьями что-то придумать, хотела в театры какие-нибудь предложить. У меня голова кругом идёт, когда всё успеем? Ты уедешь, а я буду по всей Италии носиться с этой стариной в зубах. Измаюсь, пока последнюю книжку не пристрою.
– Так давай завтра и рванём, чего ждать? – разумно предложила Светик. – Пойдём, покурим и обсудим.
Я позвала Бригитте. Всё это время она с немецкой педантичностью скрупулезно сверяла фарфоровые изделия с фотографиями в каталогах. Проверяла номера в реестре и отмечала их на бланке, заведённом мной для каждого заказчика. Брит отмечала галочки простым карандашом и расставляла по всей гостиной уже отработанные заказы. Света делала контрольный выстрел, то есть с точно такими же бумагами проходила следом за немкой, не дай Бог, что-то уйдёт не по адресу.
Для меня организация этого процесса не составила никакого труда, а пользы принесло много. Документацию вели на русском и английском языках. Таким образом, все вместе плодотворно трудились третий день.
Друг за дружкой мы направились в беседку. В Италии, а тем более в Тоскане, осень ещё не наступила. В это время года, в промозглом от частых дождей Калининграде, муторно и сыро. Здесь же лето продолжалось в своих ярких красках и жаркой погоде. Для кого-то из России его продавали за деньги, а для меня летний сезон продолжался бесплатно. Двор ещё утопал в цветах, кусты олеандра опоясывали дом пышным розовым кушаком. Мои взлелеянные клумбы пестрели весёлым ковром, притягивая взгляд. По всему двору были расставлены большие горшки с бушующими в них разноцветными растениями, название которых я даже не знала. По весне мы с Добрыней скупали рассаду на местном рынке и просто втыкали её где придётся. Повсюду развешаны горшки с ампельными цветами, всё в точности соответствии с итальянскими традициями. Беседка, увитая со всех сторон бугенвиллией, манила под свою сень сиренево-розовым покровом. К сожалению, насыщенный цвет немного потускнел и цветы начали опадать. Но скорбное увядание не оказывало никакого влияния. Тоскана прекрасна всегда. Имея за плечами целый год владения этим подарком, я никак не могла привыкнуть к нему. Каждый раз, оглядывая двор, какая-то жаба внутри тщеславно начинала квакать: «Это моё! Это всё принадлежит мне»!