– Не в этом дело. Я ее даже не знаю.

– Да без разницы. Люди почти не читают опровержения, так что не трать время. Грейся в лучах славы. – Журналист открыл водительскую дверь. – Удачи!

Я почувствовал, как из легких вышел весь воздух, мышцы шеи одеревенели. Мои родители прислушивались к Ди-Пьетро. Я его слушал. Мы ему верили на слово. Благодаря Ди-Пьетро местный адвокат понес заслуженное наказание за убийство жены – репортер разнес его алиби в пух и прах спустя десять лет после ее гибели. Он участвовал в трех сериях «Любителей загадок». А теперь он выбрал легкий путь? И ради этого я боялся и трясся, семенил за этим второсортным писакой, пожелавшим кофейку выпить? Я моргнул, сдерживая ярость:

– Подождите.

Он замер:

– Что такое?

Сердце заколотилось.

– Пожалуйста, – выдавил я наконец. – Это действительно важно для меня. Я не хочу присваивать всю славу. Ведь спасти чью-то жизнь – это подвиг. И утаить правду об этом – подло.

Ди-Пьетро сел в машину, опустил стекла, впуская в салон разогревшийся до тридцати семи с лишним градусов воздух.

– Вот что я тебе скажу. Если твоя девушка придет и подтвердит твою историю, тогда хорошо. Я напечатаю опровержение.

На одной его щеке появилась ямочка, ноздри слегка затрепетали.

Я еле удержался, чтобы не вцепиться в руль велосипеда.

– Договорились, – согласился я, не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше.

Я знала, что он придет не раньше девяти, но все равно уже несколько часов была на ногах и вся извелась от нервов и предвкушения. От предвкушения, потому что… эй, это был первый парень, в которого я влюбилась. Мой красный шарик памяти, этакое карамельное яблочко.

А нервничала я потому, что крайне редко сомневалась в том, как будут развиваться события. Но сейчас из моего романа под названием «Обычная жизнь» вырвали целую главу. Это могло означать только одно: что бы ни происходило с Ником, это было как-то связано с моей матерью.

Он направлялся сюда, чтобы убедить меня сделать что-то для него, и как раз в середине нашего разговора – бум!

Пустота.

Я лежала, забрасывая идеи во вселенную, как удочку с блесной, пытаясь выудить сценарий, который заполнил бы слепое пятно в моем всевидении. Но оно было похоже на действующий вулкан, поднимающийся из океана. К слепому пятну невозможно было приблизиться.

Я могла бы пойти с Ником в редакцию газеты, но тогда мы не влюбимся и он умрет.

Я могла бы не идти с ним и дождаться начала занятий в школе. Тогда мы будем вынуждены каждый день сталкиваться на занятиях, и всякий раз при виде меня, то есть живого напоминания о его неудаче, он будет испытывать жгучий стыд.

И снова никакой любви. А потом – смерть Ника.

Каждый сценарий, которому я следовала, заканчивался одинаково: никакой любви. Только смерть.

Я стояла в своей спальне и ждала, когда он постучит. Провела костяшками пальцев по маминому колодцу желаний. Вздохнув, обмакнула палец в баночку с бальзамом, провела им по губам и попыталась смириться с тем, что неизбежно должно было произойти: я покажу кому-то самую уязвимую часть себя.

Снаружи раздались звуки, что вскоре станут для меня привычными: лязг велосипеда, три быстрых шага, скрип резиновых подошв о коврик, который мой дядя менял каждые три месяца – привычка, которую он перенял у Кэм.

В телефоне Ника играл его любимый подкаст. Тот самый, ведущий которого скрывал от всех свою личность – и все эту тайну отчаянно хотели раскрыть. Все, кроме меня. Потому что я знала, что он подрабатывает на стройке в Пенсильвании, живет в подвале у своей тети и по вечерам изучает поэзию в магистратуре. Я подошла к двери и еле подавила вздох.