Сашка в качестве старшего группы подошёл к свалу первым. На нём, как на Чире, уже сидел дикарский кожаный нагрудник, надеваемый врагами поверх доспеха. В таком облачении они становились практически неуязвимыми не только для стрелы, но и для винтовочной пули, выпущенной с расстояния трёхсот шагов.

Кованые клинки без рукояток из толстой стали укладывались внахлест, как рыбья чешуя, в специальные кармашки нагрудника. Дикари отточенными движениями выхватывали оттуда эти тяжёлые ножи и с двух рук метали их, выкашивая пришлых.

Глянув на набор, Сашка отмёл сабли и другое колюще-режущее оружие и остановился на тех самых метательных ножах.

Затем он поднял нагрудник туземцев, стоящий поодаль от всего добра, и протянул его Гавриле.

– На кой он мне? Всё равно швырять ножики не получается, пробовал не раз, – отмахнулся тот.

Комиссар хмыкнул.

– Бери, дубина. Может, хоть жизнь твою никчемную спасёт, – еле слышно сказал Сашка напарнику.

Солдат-Добрыня послушался и напялил не нравившуюся ему вещь.

«Да уж, дикари-то, поширше нас в груди будут, раз уж такому громиле в пору», – смотря на него, не переставал удивляться простому факту Сашка. Свой трофейный нагрудник ему пришлось ушивать и переделывать.

После Следопыт взял лук и колчан, полный стрел. То же сделали и его подчинённые.

– Пользоваться-то умеете? – сухо спросил комиссар.

"Один заговорил! А я уж думал, тут три Чира", – в душах съязвил Александр.

– Вестимо, умеют! – ответил за всех атаман, – Молодежь, чего тут сказать. Новое на лету схватывают. Прежний опыт здесь порою лишь мешает, сами понимаете.

Вообще, Токарев перенял мастерство стрельбы из лука и метания холодного оружия от немого циркача. Как-то он увидел, как тот тренируется и попадает в яблочко, восхитился и подошёл поближе. Так они и сдружились…

Окончательно стемнело, а командиры всё не отпускали группу и рассказывали о задании, стараясь не упустить каждую мелочь. Вещали при этом по очереди. И говорливого атамана никто не смел перебивать.

«Глянь, вежливые какие, – подумал Сашка, – Вот ведь как в жизни-то бывает: вчерашние идеологические супротивники, красные и белые, перед лицом смертельной опасности сплотились!»

Наставления закончились, и атаман воодушевлённо сказал:

– Ребята, одна надежда осталась на вас. Вы уж постарайтесь, родные!

Он протянул Сашке карту перехода и пайки. Затем дал всем троим по маузеру, а в довесок – по паре обойм из двадцати патронов и, обнимая членов группы, напутствовал насчёт пистолетов:

– Пользуйтесь лишь в крайнем случае!

Поднявшийся с места комиссар протянул главе разведчиков конверт, запаянный сургучом.

– Смотри не потеряй, товарищ. Спрячь понадёжнее. Это ваша охранная грамота, – промолвил он.

Группа вышла из штаба и метнулась к своей землянке, дабы завершить сборы. Несмотря на открытый лаз, в ней до рези в глазах било в нос тяжелым запахом тряпок, немытых тел и курева. Слышался храп, а ещё сонное бормотание. Впрочем, к вони обоняние почти сразу привыкло – не впервой ведь.

Следопыт знал жилище как свои пять пальцев, потому уверенно вступил в непроглядную темноту. Он зашагал вперед, остановился в нужном месте, повернулся налево и слегка коснулся тыльной стороной ладони доски пристенных нар, а затем дотронулся до тканевой занавески и отодвинул её.

Бендега – так они с гордостью называли свой закуток. А кому из них первому пришла мысль отгородиться куском мешковины от остальной землянки, они уже и не помнили.

Чир шустро покопался в своих вещах, отыскал огниво и пучок ярко-желтых щепок. Он поколдовал с искрами – на кончике лучины затрепетало, быстро наливаясь силой, яркое пламя. Циркач установил светильник в рогатину светца, а снизу подставил полупустой ушат с водой, которому предстояло ловить падающие огоньки. В бендеге сразу стало уютнее.