– Что там? – севшим голосом спросила княжна.

– Та девушка. Поставила кувшин с молоком на голову и идет.

Айри проводила взглядом фигурку девушки с кувшином.

– Ну и что? Не такая уж смешная.

Удивленные глаза Левмира озадачили княжну еще больше. Поспешила вернуться на свое место.

– У нее кувшин на голове! – повторил Левмир. – Так и должно быть?

Айри улыбнулась.

– В хороших семьях девочек такому учат. Спина делается прямой, походка плавной. Кроме того, руки свободны.

Будто не веря, Левмир снова взглянул в окно. Увидел еще нескольких женщин, несущих кувшины на головах. Повернулся к Айри.

– И ты так можешь?

– Да запросто! – выпалила княжна.

Левмир согнулся от смеха.

– Что. Тут. Смешного? – Айри сама не заметила, как пальцы скользнули туда, где должен быть секретный пояс с ножами, но… пояса не было.

Ладонь Левмира поднялась, будто прося подождать. Хорошенькое обращение с княжной!

– Извини, – справившись со смехом, сказал Левмир. – Просто… Просто представил тебя с кувшином на голове.

Айри открыла рот, готовая разразиться гневной тирадой, но тут случилось странное. Глядя в смеющиеся глаза Левмира, Айри на мгновение будто бы стала им, взглянула на себя со стороны. Глазами человека, который никогда не видел, чтобы тяжести носили на голове. Наваждение тут же рассеялось, унесло и досаду. Айри хихикнула, и вот уже они вдвоем корчатся от смеха.

Веселье прервал кучер, постучав по крыше.

– Приехали!

Оказывается, карета остановилась. Айри вытерла платком слезы, Левмир обошелся рукавом.

– Идем, – сказала княжна. – И прекрати смеяться. Это – сурия.

***

Предрассветные сумерки наполнили сад тенями. Под каждым кустом, под каждым деревом хоронится тьма. Князь Торатис медленно шагал по тропинке, заложив руки за спину. Этой ночью, несмотря на все молитвы, сон так и не заглянул в опочивальню. Князь видел, как тает луна. Видел, как карета унесла прочь Айри и Левмира. Смотрел и содрогался от сдерживаемого гнева.

Никогда и ни с кем Айри так быстро не сходилась. Чего же добивается этот парень? Во всеуслышание сообщил о своей великой любви, а сам…

Торатис замер. Впереди, под яблоней, кто-то стоит. Не садовник, не прислуга. Сощурившись, князь узнал высокую фигуру своего не то друга, не то советника.

– Что ты здесь забыл?

Эмарис вышел из тени. Князь содрогнулся, увидев горящие красным глаза.

– Великая Река… Зачем доводить себя до такого?

– Все нормально. – Голос вампира звучит как обычно. – В таком состоянии можно существовать вечно, а жаждой легко управлять. Я думал, Торатис. Бродил по кладбищу, потом пришел сюда.

– Тоже не спится? – усмехнулся князь. – А тебя что гложет?

– То же, что и тебя. Только, пожалуй, в меньшей степени.

Засвистела, захлопала крыльями ранняя птаха. Торатис проводил ее взглядом. Выспавшись в молчаливом саду, она снялась с места и улетела вслед за своей птичьей судьбой.

– Ты не знаешь, что отравляет мою жизнь. – Торатис повернул ко дворцу. Мягкие шаги Эмариса слышатся сзади.

– Вампирам дано многое. Мы больше слышим, больше видим, лучше чуем. А когда живешь на свете не одну тысячу лет, учишься читать в душах.

– Ну так прочти мою, не бросайся пустыми словами.

Торатис остановился, окинул взглядом собеседника. Бледные губы Эмариса дрогнули в хорошо рассчитанном движении: показать, что вампир пытается сдержать улыбку.

– Хочешь, чтобы я прочел вслух? Ты подонок, Торатис. Даже худший, чем я. Три года, глядя на тебя, я радовался, что – другой. Я гордился. Как человек, оплакивающий утрату, утешается тем, что сосед потерял больше.

Взгляд князя заметался по тропинке. Ладони вспотели.

– Что ты можешь знать? Она бы не сказала…