Ответа не последовало.

– Бабушка! – громко выкрикнула я.

– Кто тут кричит? – отозвались мне низким грудным голосом откуда-то из сарая, – Нет никого. Уходите по добру, по здорову!

– Ирина Федоровна, это я – Вера. Я…я Киру к вам привезла, погостить немного.

Тишина. Мы с мамой переглянулись, и она пожала плечами, как бы извиняясь за такой нерадушный прием. Поставила дорожную сумку у калитки и потянулась было к ручке. Но тут во дворе показалась и сама бабушка. В длинном сарафане и цветастом переднике на не по-стариковски стройном теле. Темные короткие волосы перевязаны косынкой, грязное измазанное землей полотенце перекинуто через плечо, а зажатый в руках передник полон мелких черных ягод смородины.

И белые татуировки тонкими узорами тянутся по рукам, точь в точь как у меня.

– Уходите, – еще раз сказала женщина и, развернувшись к нам спиной, неспеша направилась к дому.

– Ирина Федоровна, пожалуйста! – жалостливо раздалось ей вслед.

Я знала, что мама не привыкла просить. У нас в доме она была главной, даже отец – глава стаи – с ней не спорил. Она никогда не кричала, просто потому что знала, ее просьбы будут выполнены. А тут какая-то старая волчица от нее нос воротит. Я подумала, что мама не вытерпит, разозлится и выскажет сейчас незнакомой бабушке все, что о ней думает. Но мама даже и не думала повышать голос, она просто стояла и умоляюще смотрела старой волчице в спину.

Уже на самом пороге, женщина, не оборачиваясь, махнула нам рукой. Впустила, значит…

Я неуверенно посмотрела на маму.

– Иди, Кирочка, – она подтолкнула меня легонько в спину, открывая калитку.

– А ты?

– А я домой поеду, – мама покачала головой, – До темноты надо добраться.

Я ковыряла землю носком шлепанца, не решаясь поднять на маму глаза. Не хотела, чтобы она видела мои слезы и обозвала слабачкой.

– Иди, доча, не бойся.

– Ты вернешься за мной? – глупый вопрос. Но не спросить не могла.

Мама рассмеялась:

– Ну, конечно. Лето закончится, и приеду. А если не я, то Эйнар тебя заберет… У вас же с ним все хорошо?

– Угу, – кивнула я, опустив голову еще ниже.

– Ну, тогда Эйнар и заберет. Люблю тебя.

Она поцеловала меня в макушку, подвинула ко мне сумку и быстрым шагом, не оглядываясь, двинулась к брошенной у дороги машине.

– И я тебя люблю, – прошептала я ей в спину.

– Что, бросила тебя твоя мамашка? Оставила старой волчице на съедение, – сипло рассмеялась показавшаяся в дверях Ирина Федоровна.

И с этой лютой бабулей мне предстояло провести остаток лета! Я мысленно взвыла.

– Ну, ребенок, не стой столбом, заходи. Голодная небось, с дороги-то?

Мой робкий кивок.

– Руки вымой тогда и за стол.

Мне выделили маленькую светлую комнату в конце коридора, окном выходившую в лес. Вид открывался завораживающий – я никогда прежде не видела леса и все никак не могла наглядеться на это чудо природы. Сочно-зеленый в эту пору, с молодым цветущим кустарником, стелящимся у подножия высоких сосен. С пышными каштанами с их белыми приторно-сладкими цветками-свечками, пробирающимися сквозь густую листву. Кромка старого дуба на горизонте, каждый вечер так ярко окрашенная заходящими лучами солнца. И пушистые сосны, гордо тянущиеся к небу. Из-за них лес был похож на огромного колючего ежа. Свежий хвойный запах разливался по округе, и я, распахнув окно, вдыхала его полной грудью.

Запах сосен напомнил мне об Эйнаре. Интересно, все ли с ним порядке? Рассказал ли уже моему отцу о нас?…

В ту ночь мой волк впервые приснился мне. Я бежала через лес и видела, как след в след за мной ступает Эйнар. Он не бежал, но без усилий всегда оказывался рядом, стоило мне остановиться. Я улыбалась ему и манила рукой в свою сторону. Но он не подходил. Бледный и напуганный, он постоянно оглядывался, пытаясь высмотреть что-то или кого-то в густом темном лесу.