И вот уже отсюда непременно родилась бы та самая победа коренного перелома в войне, к которой столь стремились и на которую впоследствии указывали авторы «Описания Русско-турецкой войны…» из Военно-исторической комиссии Главного штаба:
«Но на деле более крупная забалканская операция, по причине отсутствия соответствующих средств, и без того в ближайшее время (после 8 (20) июля. – И.К.) состояться не могла. Самое же появление и остановка значительной части армии противника (отряд Османа-паши. – И.К.) в районе, досягаемом ударам русской армии, являлись для последней весьма выгодными: представлялась возможность одержать именно столь желанный решительный тактический успех над крупной частью армии противника, тем более важный, что подставилась удару отборная боевая турецкая армия. Требовалось, конечно, чтобы удар нанесен был с целью полного уничтожения этой противной армии, привлекая для этой цели все силы и средства, без коих временно можно было обойтись в других направлениях»[411].
Однако к этому выводу авторитетных специалистов императорского Главного штаба одни вопросы. «Отборная» армия Османа-паши после победы 8 (20) июля вовсе не «подставилась», а спешно окапывалась и имела все возможности усиливаться. В этих условиях новый удар по ней под руководством все того же Криденера почему-то назывался «весьма выгодным»?! И это в то время, когда за Балканами Гурко уже доказал свое умение побеждать. Тем не менее именно сильнейший и более удачливый был оставлен без поддержки. Для разгрома Сулеймана-паши, который еще и не думал вгрызаться в землю на оборонительных позициях, «соответствующих средств» не нашлось, а вот для выбивания турок из укрепленной Плевны должны были быть привлечены «все силы и средства». Странная логика. Не правда ли? Сколько сил потребовалось для обложения Плевны только с трех сторон и сколько достаточно было направить для поддержки Гурко? Перевес на стороне Плевны очевиден.
Так что тот самый «желанный решительный тактический успех» имел хорошие шансы возникнуть уже в июле. Но произошло бы это не у Плевны, а за Балканами.
Поэтому Гурко был совершенно прав, когда писал, что «самое большое пятно» на репутацию главнокомандующего великого князя Николая Николаевича «кладет вторая Плевна». Именно повторный штурм Плевны 18 (30) июля, произошедший вследствие «настойчивости» великого князя, стал, по мнению Гурко, «причиной наших неудач»[412]. Второе поражение под Плевной еще сильней затянуло русскую армию в ловушку на правом фланге, похоронив перспективные варианты достижения скорейшей победы.
Не только «Первой», но и «Второй», и «Третьей Плевны» могло просто не быть. Для этого не хватило разумной осмотрительности и стратегического видения. Ход войны мог пойти по совершенно иному варианту.
Но этого «иного» не случилось. Мышление русского командования не смогло вырваться из плевненской ловушки. В очередной раз подтвердилось, что на войне недостаток воли у командиров страшнее не только их недомыслия, но и недостатка солдат. При этом воля командиров нужна была и в осторожности, и в решительности. После 8 (20) июля осторожности не хватило под Плевной, решительной же поддержкой обделили Передовой отряд.
Такой характер армейского руководства вполне логично довел до «Третьей Плевны». Оставим пока неумолимо встающий вопрос: а какого черта мы в третий-то раз навалились на Плевну и уложили в землю тысячи солдат? Ну, ладно, случилось… И вот здесь вновь потребовалась решимость совершить маневр силами с целью поддержать успех Скобелева. Однако увы!.. Похоже, что по степени упущенности шансов победить в «Третьей Плевне» русское командование оказалось в числе лидеров по итогам военной истории XIX в.