Я к начальству, мол, так и так, похищенное при задержанном, изъято, имеем полное право задержать Серегина на сорок восемь часов, а там, глядишь, и версию его разобьем. Но куда там, не тебе рассказывать какое у нас начальство смелое, от собственной тени шарахается, а при упоминании Ешикеева, вообще, в штанишки описалось. Гони, кричат обоих вон, мы невиновного человека в тюрьму сажать не будем. Пришлось мне его отпустить.

– Послушай, а как адвокат узнал о задержании? – спросил я.

– Тут, как раз, ничего загадочного нет. Серегин успел вызов на сотовом телефоне нажать, видимо у них договоренность была, вызов, сброс, значит попался. Да это неважно все, слушай дальше. Меня, тогда такая злоба взяла, потели, искали и на тебе, по нулям. Ну, думаю я это так не оставлю, рассудил я следующим образом: денег на такого адвоката у него быть просто не может, значит есть богатенький сообщник, узнаем кто, будем думать, как нам с ним бороться. Снимаю двоих парней с работы и полностью нацеливаю на Серегина, чтобы, значит, следили за ним неусыпно, куда пошел, кто к нему пришел и, по возможности, фотографировали.

Адвокат с Серегиным только за порог отдела вышли, так сразу и распрощались: первый на своем «вольво» укатил, а второй прямым ходом в пивнушку. Долго он там свои нервы успокаивал, мы думали, ждет кого, нет, просто набрался, как поросенок и домой уже еле полз. Значит, приполз он домой, в подъезд вошел, парни мои за ним не пошли, где живет, знаем, зачем лишний раз светиться, сидят в машине, курят. После Серегина никто не входил и не выходил, все спокойно, а через час к подъезду скорая подъезжает, следом дежурка наша с прокурорскими, начальство, и начинается полный бедлам и хаос. Парни в подъезд, а там на площадке между первым и вторым этажами труп. Серегин собственной персоной с дыркой в черепе.

– Удар?

– Пуля!

– Нехило!

– А то. Ствол причем с глушителем, выстрела никто не слышал. Ждали его там. Пристрелили и через люк на крыше ушли, мои-то ребята секли: кто входит и выходит в подъезд, а что происходит в соседних, внимания не обращали. И это, практически, днем!

– Бред какой-то, из-за собаки такую кашу заварили, – высказал я сомнение.

– Я тоже ничего понять не могу, – согласился Андрей, – так «хвосты» рубят, когда на кону миллионы или жизнь, тут собака. Дорогая, конечно, но не настолько же!

– Может, дело не в собаке?

– Да уж, не в ней! Вот только в чем? У тебя есть предположения, во что мы вляпались?

– Пока нет, только нецензурная брать и потом: вляпался я, ты-то тут причем?

– Не знаю, причем или ни причем, но от дела меня отстранили без объяснения причин, может, в силу связи с криминалом в твоем лице или просто перестраховались.

– Да, приятного маловато. Я вот чего понять не могу: ясно, что отрабатывают всех, кто был хоть как-то связан с убитым в последние дни, но, ежу понятно, что я не убивал, почему следователь ведет себя так, будто уверен, что завтра отправит меня за решетку? Вызвал бы нормально да поговорил.

– Не знаю. Меня ИА вызывает, а там этот сидит. ИА говорит: «Вызывай нашего детективщика, вы же с ним дружки-товарищи. У господина следователя к нему вопросов накопилось». Я выйти хотел, а они чуть не хором: стоять, звони отсюда и чтоб без глупостей, если погоны не жмут.

– Вот даже как.

– Да.

Мы замолчали, докуривая уже по второй сигарете. Наконец, Андрей прервал затянувшуюся паузу:

– Сергей, тебе не страшно?

– Честно? Страшновато.

– И мне, а почему – понять не могу, – признался Андрей.

– Это потому что у тебя мозги есть. Умному человеку в нашей стране всегда страшно, но не стоит падать духом, разберемся.