– Не вставайте, друг мой. Вы не в состоянии… – все таким же отеческим тоном сказал доктор Парос.

– Я хочу видеть Эжени, – пробормотал молодой человек, роняя голову на подушку. – Я хочу знать, что она жива.

– Ваша супруга?

– Сестра, – после короткого раздумья ответил Эдвард и поспешно прибавил. – Моя сестра по отцу.

– Наш помощник – месье Франсуа – предоставил ей свою каюту, – доктор Парос поднес к его губам стакан. – Вы пока пейте.

– Что это? – напрягся тот.

Старый доктор улыбнулся, наблюдая за волнением своего пациента.

– Думаете, я вас отравить хочу? Я все-таки врач…

– Я тоже, – пробормотал Эдвард и снова повертел головой по сторонам. – Это торговый корабль? Странная роскошь – иметь врача…

– Я вам с удовольствием расскажу свою короткую историю, милый мой, но не сейчас. Выпейте, пожалуйста… – все также мягко сказал доктор Парос, и молодой человек повиновался.

– Я хочу убедиться, что с Эжени все в порядке, – сказал он, снова падая на постель.

– Моего слова вам недостаточно? Поверьте, она жива, но еще не очнулась. Что с вами приключилось?

– Смыло за борт во время шторма…

– И куда следовало судно?

Эдвард ничего не ответил, с нарочито болезненным видом прикрывая глаза, и облизал пересушенные губы, демонстрируя слабость. Невыносимо горела шея. Он помнил, как накрыл своей курткой спящую Эжени, чтобы уберечь ее от солнца, а дальше в его голове все сливалось в одно бесформенное пятно между жизнью и смертью. Физически у него сейчас нет сил даже подняться, но он в уме и памяти, значит, нужно собраться с мыслями и понять, что делать дальше.

Итак, если верить словам этого старого доктора, он и Эжени живы и сейчас находятся на борту торгового корабля. Французская шхуна, как сразу понял Эдвард. Если это и впрямь рядовые мореплаватели, им нет дела до ареста графини де Лакойе или Синего Короля, идущего по следу супруги, но уместно ли вообще называть какие-то имена и данные? Он – Эдвард Косс – предусмотрительно назвал Эжени своей сестрой, дальше легенда будет формироваться по мере получения информации о положении вещей.

– Граф, – промелькнуло в мозгу молодого человека перед тем, как он провалился в сон. – Вы знаете, для Эжени я сделаю все, что смогу.

Графиня де Лакойе медленно прохаживалась по каморке, служившей ей тюремной камерой. Это был единственный способ выплёскивать накопившуюся в ее деятельной натуре энергию. Она передвигалась разными шагами, иногда на пятках, иногда – на цыпочках, перемещалась вдоль стен или наоборот – исключительно по центру помещения. Она знала точно, сколько больших и сколько маленьких шагов в этой камере, а также расстояние до иллюминатора в ширине своих ладоней. Со стороны могло казаться, будто женщина выжила из ума, но она лишь пыталась таким образом скоротать свои бесконечные будни. Никогда до этого Атани не задумывалась над тем, как трудно проводить любое заключение в одиночку.

Она не сомневалась, что в недавнем шторме корабль ее мужа не пострадал. Арман идет по ее следам, с ним Эжени и все надежные люди. Дочь он постарается высадить где-нибудь по пути. Если повезет, и кто-нибудь, например, Эдгар, сумеет достучаться до разума Армана, он откажется от попытки следовать в Европу. Атани понимала, что ее все равно ждет казнь, а супруг сможет отомстить за неё, лишь будучи свободным. Ему нельзя соваться во Францию, тем более, учитывая факт того, что руки Наполеона уже дотянулись до фамилии де Лакойе.

Графиня перестала ходить туда-сюда и подняла голову, пытаясь найти солнце в крохотном иллюминаторе под потолком. Для нее не составляло сложности ориентироваться по звездам или определять время по солнцу, проблема была только в очень плохой видимости неба из места ее заточения. Уже несколько часов «Величие» стоял на якоре и так как ее «камера» была почти у ватерлинии, из иллюминатора было видно только деревянные подмостки. А если лечь на пол – то немного и предзакатное солнце. Атани спокойно опустилась на колени, и тут в дверном замке повернулся ключ.