– А ты хочешь мне с этим помочь?

Ответить ей не успел. В тихую гавань вечерней улицы вонзился шорох шагов, хруст недавно высыпавшего снега. В пародышащем драконе, что мчался на нас со всех ног, с трудом можно было различить девчонку.

Надежда любит слепоту и полумрак. В отчаянно рвущемся к нам силуэте мне жаждалось увидеть Оксанку. Пусть обиженную, злую, сердитую, но живую. Глаза решили не обманывать лишний раз, с каждой деталью говоря, что это не она.

Слишком пухлая, слишком румяная, тысячи других «слишком».

Бежевое пальто, серые плотные колготки. Пар изо рта, лихорадочный взгляд. Юная блюстительница морали? Погонит нас с лавочки искать комнату для утех?

Было бы здорово, но знал, не так. Её притащило к нам другое.

– Это вы Алексей Соколов? Папа Оксаны?

Сердце кольнуло, волнение вошло в раж, успев изобразить тысячу и один неблагоприятный исход. Кровь льнула к голове, стук сердца заглушал сбивчивые объяснения.

И всё равно я слушал.

– Я её однокурсница… подруга, – девчонка запиналась на каждом слове. Едва сыскал в себе терпение не рявкнуть на неё, требуя сосредоточенности. – Она сегодня… она там!

Благо, рядом была Нина. Это не её проблемы, ей бы улыбнуться на прощание и бежать в закат. Но словно та самая каменная стена, которой предлагала быть мне, заслонила собой девушку, твёрдо взяв за плечи.

– Что случилось?

Никогда бы не подумал, что простым вопросом можно привести в чувство, избавить от доброй половины страха. Незванная ночная гостья проглотила подступивший к горлу ужас и заговорила связно.

– Она сегодня какая-то не такая была. Злее как будто. Огрызалась. А потом предложила пойти на вечеринку к Замарову.

– Это где? – хрипло спросил я. Испуганной птицей она кивнула куда-то себе за спину, сказав многозначительное «там».

– С мальчишками уходила. И пиво пила.

В моё время её бы прозвали обиженной ябедой. Не позвали с собой, вот и злится. А для меня она виделась единственным спасением для дочери.

– Она такой никогда не была. Я… Они там таких как она… знаете что делают?

Я догадывался.

– Отвести туда нас сможешь? – я уже прикидывал в уме все варианты, если она скажет нет. Позвоню Роману, Сашке, Максиму, хоть самому Вениаминовичу! Кто бы знал, что однажды смогу отчаяться настолько?

Она замешкалась всего на мгновение и растерялась, словно ожидала от меня совершенно иной реакции и неуверенно кивнула.

Общежитие? Дом терпимости? Ночлежка для неимущих? Подходящего слова найти было почти невозможно.

Я походил на грозного огнедышащего дракона, сердце требовало драки, хладный ум семенил где-то сзади и не поспевал. Точно также, как не поспевали за мной женщины. Что-то кричала вслед взбудораженная Нина. То ли хотела остановить, то ли просила сохранять здравый смысл, не делать ошибок. Сейчас она позвонит в полицию, если у меня нет телефона.

Не слушал.

Однокурсница и подруга Оксанки молчала. Кто знает, зачем шла с нами? Чего хотела увидеть, почему не бежала домой? Волнение, возникшее над нами грозовой тучей, словно строгий хозяин тащило нас троих, как на поводке.

В прихожей не было консьержа, это тебе не твой образцовый дом. Размалёванные, не знавшие капитального ремонта стены. Даже не думал, что подобное осталось в Великанске.

Лифт, конечно же, не работал. В тусклом свете лампы, установленной, наверно, в лихие девяностые, нервно курила юная поросль. Прятали лица под капюшонами, зыркали с немым дерзким вопросом. Кто таков? Чего надо? В карманах, поди, по перочинному ножу.

На Нину с подругой Оксанки смотрели не без понятного интереса. Прикидывали, куда, где и как их можно было бы завалить, чтобы не пикнули. Закрыл девчонок собой, это поубавило мальчишеский пыл, но ненамного.