Из окна длинного коридора он действительно увидел десятка два всадников, окружавших полукругом большую карету с расписным кузовом, поддерживаемым ремнями из красной кожи; лошади только что сделали оборот, из экипажа в открытую дверцу выскочили Жером и Жюстен и быстро скрылись.

Зрелище было необычайное. Лошади стучали копытами. Испуганные вороны и голуби стаей летали в небе. Собаки лаяли. Одна из них, довольно паршивая, с оборванной цепью, скакала на грудь к лошадям и на сапоги верховым. Очевидно, несколько прикладов обратили ее в бегство, потому что, как только Антуан появился во дворе, она бросилась ему под ноги, и он чуть было не упал.

Ему понадобилось довольно много времени, чтобы выйти из столбняка, так что он вполне пришел в себя только тогда, когда провел г-на маршала в большую замковую галерею. Хотя г-н де Маниссар постарел и довольно сдал с того времени, как Антуан в детстве жил у него на острове Сан-Луи, он тотчас его узнал. Он знал от игумена Валь-Нотр-Дама о его военной карьере, и г-н маршал отлично помнил мальчугана, которого некогда приютил и о котором сестра его заботилась на своем чердачке. Антуан почувствовал на своей щеке щетину бритой бороды. Поцеловались. Потом Антуан услышал из уст маршала рассказ о разбитом стекле и о том, как, в конце концов, с одной стороны, боязнь вечерней свежести, с другой, желание снова увидеть друга привели г-на де Маниссара в Аспреваль.

Маршал, усевшись в кресло, протянул ноги к огню, снял парик и, держа его на кулаке, в результате чего обнаружился его череп с бритыми седыми волосами, Уже задавал себе вопрос, хорошо ли он сделал, поступив, сообразуясь со своим капризом и любопытством.

Помещение казалось ему несколько заброшенным. Огонь освещал красным светом разъехавшиеся плиты на полуголые стены, худое и воспаленное лицо г-на де Берлестанжа, который раздувал огонь своим дыханием вместо продранных мехов. Г-н де Маниссар стал беспокоиться, не будет ли недостатка в удобствах в Аспревале, и немного утешился при мысли, что у него в сундуках находится все самое необходимое. От вида и запаха бульона, который ему принесли, он просветлел и мысленно похвалил себя за то, что не пустился в дорогу с разбитым окном, подвергая себя мёзским ветрам, которые в марте сохраняют еще зимнюю резкость и остроту.

– Нужно беречь свое здоровье, – думал он, – и целиком его сберегать для королевской службы; лучше умереть от пушечного выстрела, чем от порыва ветра.

Между тем, лакеи занялись устройством постели. Кровать была та же, на которой некогда г-н де Поканси нашел разложенным платье прекрасной Аннеты Курландон в вечер ее бегства из Аспреваля. Ее отнесли в нежилую комнату, рядом с большой галереей. Г-н маршал встал посмотреть, как стелют ему прекрасные простыни из фризского полотна. Он пощупал матрас и одеяло. Оно было из тончайшего китайского шелка. Г-жа Даланзьер уже давно на него зарилась. Она мало-помалу приучила Антуана заниматься домашними делами и потихоньку от старого Анаксидомена иногда приходила проверять, все ли в порядке в Аспревале. Маршал обрадовался при мысли хорошо поспать, так как любил тонкое белье.

– А, сударь, – сказал он фамильярно Антуану, – отец ваш не так изменился, как вам угодно было утверждать, узнаю его по этому белью. Никто больше, чем он, не любил хороших постелей. Ах, каким молодцом был он в постели! Я говорю это не для того, чтобы вас оскорбить, но вы уже в таком возрасте, что можете знать, что у вашего батюшки в свое время было много похождений. Этой склонности вы обязаны рождением двух ваших братьев, с чем я вас не особенно поздравляю, хотя их мать была красивейшей женщиной на свете!