Многие люди случившееся с моими родителями назвали бы трагической случайностью. Имам-хатыб в своих проповедях говорил о предопределенности.

Но в любом случае главным виновником произошедшего был Умаров. Куда он повез родителей? Что они собирались делать в тот день? Может, накануне он не выспался или выпил? Может, его машина была неисправна? То, что он — убийца, для меня было неоспоримо.

И стоя в той комнате, перед портретом, я почувствовала, как эфкяр подступает вновь. На глаза навернулись слезы, и я побежала к будущей свекрови.

— Простите, я не могу… там… Пожалуйста, можно убрать другую? Хоть еще три, но только не эту!

Она поджала губы.

— Да я уже почти все убрала. Пойди полей цветы в саду.

Вообще-то это была обязанность садовника — смотреть за цветами, но я не стала спорить, а с облечением выбежала во двор.

Только облегчение было совсем недолгим».

------------------------------------

* Истигфар — молитва покаяния.

** Ду́а — молитва-мольба о помощи.

4. ГЛАВА 4

«Как я и предполагала, неприятности начались сразу, как только Карим Умаров въехал в поселок.

В тот день я как раз шла с работы. Я всегда мечтала стать учительницей, но дядя Мехмет, который стал нашим опекуном после смерти родителей, с трудом сводил концы с концами. Сбережений отца едва хватило, чтобы оплатить похороны и скромно содержать нас с Самирой, пока я не окончу школу.

Дяди не стало, едва мне исполнилось восемнадцать. Вскоре Аллах прибрал и тетю Зейнеп, а я устроилась на работу в маленькую кондитерскую с турецкими сладостями. В детстве я считала, что именно так должен выглядеть рай — десятки видов лукума, халвы и баклавы, тающее во рту кюнефе, айва в щербете со сливками, варенье из инжира и роз, курабье, кадаиф, мое любимое пишмание… Но уже через месяц работы я разлюбила сладости.

"Все приедается, даже самое вкусное. Чтобы мы лучше чувствовали сладость, Аллах дал и горечь", — говорила бабушка.

Правда, теперь я знаю, что слишком большая горечь убивает способность различать любой другой вкус.

По дороге из кондитерской я встретила Диляру. Мы стояли у обочины и разговаривали, как вдруг мимо, обдав нас грязью, пронеслась черная блестящая машина. Водитель даже не пытался притормозить.

— Карим Умаров… — прошептала моя школьная подруга.

Конечно, он. Больше некому. Что можно ожидать от человека, который напрочь лишен хороших манер, совести и чести! Правда, придется признать, что все девушки поселка говорили о нем с придыханием, иногда добавляя слово "шейтан". Меня бы обрадовало, если бы это слово — "дьявол" — звучало из их уст как оскорбление. Но, боюсь, они его произносили в качестве комплимента.

Разумеется, я этих восторгов не разделяла. Вот и в этот раз, пока Диляра заворожено смотрела вслед уносящейся машине — даже потеки грязи на светлом платье не остудили ее пыл! — я презрительно поджала губы и вцепилась в сумку.

— Айлин, что с тобой? — спохватилась наконец-то Диляра. — Ты вся побелела.

— Ничего, все нормально.

— Кажется, тебе нехорошо. Пойдем к нам, выпьем чаю.

Чай мне бы не помешал, только в тот момент захотелось поскорее прийти домой и остаться в одиночестве.

— Спасибо, дорогая, но я пойду к себе.

— Ты точно в порядке?

— Говорю же, нормально!

Вернувшись домой, я старалась успокоиться, но почему-то никак не получалось. Голова гудела, а в горле словно застряли горькие фисташки, которые я никак не могла проглотить.

На следующий день по поселку разнеслись слухи, что незавершенные планы Умарова-старшего будут реализованы. И вскоре к нам домой явился низкорослый господин в сером костюме — Ильяс Бекоев, так его звали. Доверенное лицо Карима Умарова.