Каждый раз, приходя на работу, Макс заранее знал, что будет описывать чью-нибудь смерть. В мире постоянно что-то взрывалось, ломалось, падало, тонуло, подвергалось атакам стихии, и в ходе этого гибла уйма народу. Больше всего жертв за один день Макс насчитал, когда в Кашмире где-то на границе Индии и Пакистана начались аномальные ливни, что привело к невиданному наводнению, утопившему около пятисот местных жителей. Макс изо всех сил пытался представить себе пятьсот трупов, но даже его воображения не хватало, а ведь бывали в мире события, приводившие к смерти миллионов… Новость Макса о пяти сотнях утонувших индийцев прочитали приблизительно сто тысяч человек, что было в двести раз больше числа жертв, и представить их себе было совсем уж нереально. Макса иногда очень забавляло, что каждый день он рассказывает одним людям, живущим чёрт те где, о других, которые живут ещё дальше. И если он ещё мог вообразить, что когда-нибудь побывает в Сибири или на российском Дальнем Востоке, где народ по вечерам читал его статейки, то в том, что когда-либо поедет в Кашмир или куда-нибудь в Сирию, где людям отрезают головы, Макс сильно сомневался. Иногда он сомневался и в том, а существуют ли все эти люди вообще? Эмпирическим путём он не смог бы доказать их существование никогда – для этого пришлось бы объехать полмира и увидеть их своими глазами. Единственное, что ему оставалось – просто верить: они действительно гибнут и действительно читают его новости. Ирония была ещё и в том, что число погибших Макс мог бы подправить (снизить или увеличить), а число читателей – нет.

После работы за ним на такси заехал Прок, они поужинали в «Пирогах» на Китайке и поехали к нему. Серёга жил со своим отцом в шикарной квартире на Шуваловском. Сам Прокопьев-старший регулярно ездил в заграничные командировки, практически не видел сына, что позволяло тому относительно свободно водить домой друзей и девушек. Комната Прока была обставлена со вкусом: на видном месте стоял старенький виниловый проигрыватель с коллекцией пластинок великих джаз-музыкантов, на стене висели портреты Хью Лори, Ланы Дель Рей и Тома Йорка, рядом с кроватью уместился маленький столик, где были россыпью разбросаны открытки, которые Прок покупал, путешествуя по миру. Прок взял со столика бокал и бутылку «Бэллентайнз» – он называл этот виски не иначе как «чай для юристов» – и протянул Максу.

– А что твой отец говорит на то, что ты тут вискарь хлещешь каждый день?

– Ну, во-первых, ему по барабану, а во-вторых, совсем не каждый. Только по праздникам, – отозвался Прок, разливая «Бэллентайнз» по бокалам.

– И какой сегодня праздник?

– День этого… Ну как его?.. Придумай сам, короче.

Выпили. Потом Прок захотел покурить, и они вышли на балкон. Пока Серёга закуривал, Макс наслаждался открывающимся видом. Во многих окнах горел свет. Внизу под окнами фонари отбрасывали густые тени на асфальт. Где-то в листве стрекотал сверчок.

– Меня вчера Поля послала, – сказал Макс.

– Прям послала?

– Нет. Сказала, нам лучше пока не видеться.

– Значит, послала, – констатировал Прок, выдыхая через нос струю сигаретного дыма. – Я, конечно, в ваши дела не лезу, но завязывал бы ты с этим. Хорош мозги друг другу канифолить.

– Да кто я такой, чтобы ей канифолить мозги? Я для неё – низшая форма жизни, пригодная только для размножения.

– Плохи дела человечества, раз она так считает, – оглядев его, хмыкнул Прок.

– Пошёл в пень, – огрызнулся Макс. – Ты прекрасно знаешь моё отношение к женщинам, мы с тобой со школы знакомы.

– Конечно, знаю. Натуральный садист.