Поля сидела с холодными глазами и смотрела на опустевший бокал мартини.

– Поль, я отлично тебя понимаю. Я помню это состояние Карениной перед броском на рельсы, – сказал Макс, допивая виски. – Меня тоже трясло от всей этой жести вокруг. Помню, когда я только поступил на журфак, мы сидели с одним поэтом-анархистом на кухне и пили водку, и он мне сказал, что после института я стану продажным журналистом. Я тогда страшно обиделся, и мы едва не подрались. Как, чтобы я и продажным журналистом?! – Макс задумчиво повёл бокалом с тающим льдом перед глазами. – А потом как-то, знаешь, перегорело, переболело. Какие есть альтернативы? Уехать в поисках лучшей жизни или остаться и любить своё болото таким, каким его Бог создал. Что-либо менять здесь бессмысленно, это ты прекрасно знаешь. Предположим, уехать. Куда? В Европу? В Штаты? В Китай? Я знаю с десяток таких лягушек-путешественниц, сменивших болото на трясину. Думаешь, им там сладко живётся? Они еле сводят концы с концами. Открой их фейсбук – это же сплошная довлатовщина. Одна тоска по родине вперемешку с комплексом неполноценности, ненавистью к своей национальной природе и невозможностью от неё избавиться. Бедность, подработки официантом и вечный языковой и культурный барьер. Ни один из них никогда не выбьется в люди, а под старость приползёт в родные пенаты и попросит уложить его в русской рубашке под берёзами умирать. Ты, конечно, можешь попытать счастья, но я себе такой судьбы не хочу. Увы, за бугром ничего нет, пора снять розовые очки и посмотреть правде в глаза. Настоящий день у нас с тобой может наступить только по эту сторону занавеса.

Наступила долгая пауза. Очень долгая.

– Думаю, нам с тобой лучше пока не общаться. Заплати за меня, – наконец сказала Поля, встала и вышла. В глазах её Макс успел заметить слёзы, но бежать за ней вслед не было ни малейшего желания.

То, что происходило между ними последний год, можно было назвать «дружбой с преимуществами», хотя Макс и морщился от этой грубой кальки с английского. Он никогда не любил Полю, хотя и спал с ней иногда, никогда не дарил ей подарков, хотя мог себе это позволить. Их «дружба», полная сарказма и взаимных издёвок, забавляла его и вносила в пресную жизнь некую перчинку. Несгибаемая уверенность Поли, её самостоятельность и непримиримость в главных вопросах восхищали его. Возможно, ему всегда недоставало того, что было присуще ей с рождения. Поля выросла без отца, очень быстро разъехалась с матерью и уже к середине института стала абсолютно независимой в финансовом плане, тогда как Макс даже после того, как начал зарабатывать сам, всё равно периодически брал у родителей деньги. Каждый раз, когда он обладал ею, Макс испытывал смешанное чувство гордости и стыда. Он гордился тем, что в эту минуту девушка находится рядом именно с ним, и при этом осознавал, что недостоин и локона её волос. Поля, видимо, думала о том же. И Макс лишь оттого не бросился её догонять, что ничего не терял – за всё время их общения ему так и не удалось даже на миг сделать ее по-настоящему своей…

На следующее утро, когда он уже был в Агентстве, пришла страшная весть – в московском метро произошла авария, пострадало несколько сотен человек, десятки погибли. И хотя крушение поезда произошло совсем не на его ветке, волосы на голове у Макса зашевелились – на месте погибших мог оказаться кто угодно, в том числе и он.

После вести о катастрофе в метро все в ньюсруме заметно приуныли, и только на светлом лице Морган Макс заметил улыбку.

– Чему ты улыбаешься?

– Ты разве не заметил, мы дали новость об аварии на тридцать секунд быстрее конкурентов, и на нас сослались Рейтер и Франс Пресс. Такое нечасто бывает. Теперь у нас подрастёт индекс цитируемости…