Губы дрожат. В носу щиплет. Голова идет кругом. Я уже давно не плакала, но сегодня у меня есть оправдание. Когда-то я сильно любила.

Так любила, что кровью харкала из-за разбитого сердца.

На самом деле это очень страшно – вновь переживать эмоции, которые однажды тебя чуть не уничтожили. Убить не убили, но покалечили знатно. Так, что некоторые раны до сих пор ноют.

Глядя в зеленые глаза Ранеля, я будто заново погрузилась в тот роковой день: номер отеля, смятые простыни и изнуряющее одиночество, щедро облитое кислотой публичного позора.

Я до сих пор помню, как за Измайловым захлопнулась дверь, как я упала на пол и несколько часов подряд ревела белугой. Мне было так плохо, что я даже не могла доползти до кровати. Так и валялась на ламинате, гипнотизируя мутным от слез взглядом темно-коричневый плинтус. С тех пор я не люблю коричневый. Он ассоциируется с душевной болью и бессилием.

– Диора? Ты тут? – по ту сторону двери я слышу голос мужа.

Черт! Почему он меня ищет? Сколько я проторчала в этой уборной?

– Я здесь, Арслан, – с наигранной беззаботностью отзываюсь я. – Что случилось?

– Ты пропала на полчаса. Я начал волноваться, – его голос становится ближе. – У тебя все в порядке?

– Да-да, просто… Просто я на телефон отвлеклась. С Надирой общалась, – выдумываю на ходу. – Сейчас выхожу.

Выключаю воду и бросаю встревоженный взгляд в зеркало. Веки кажутся слегка воспаленными, но в остальном все не так плохо. Румяна и хайлайтер умело скрывают мертвенную бледность лица, а темно-красная помада перетягивает внимание с глаз на губы.

Проворачиваю вертушок и, натянув фальшивую улыбку, толкаю дверь. Муж проходится по мне внимательным взором, но, кажется, не находит, к чему придраться. Приобнимает за талию и доверительно сообщает:

– Хотел представить тебя одному человеку. Я рассказал ему о твоем проекте, и он очень заинтересовался. Говорит, что уже давно размышляет в этом направлении.

В любых других обстоятельствах я бы обрадовалась хорошей новости, но сейчас лишь рассеянно киваю. Я слишком потрясена недавней встречей с демоном, поэтому сконцентрироваться на словах Арслана никак не выходит.

– Пока никаких договоренностей. Просто прощупываем почву. Но, кто знает, может, из этого что-то выйдет? – продолжает он.

И я снова трясу головой. Создаю видимость, что слушаю, а сама напряженно гадаю, не ушел ли Ранель? Если он все еще в зале, мне нельзя туда возвращаться. Я просто не выдержу. Еще один невербальный контакт – и моя нервная система окончательно осыплется в крошево. И тогда психотерапевт будет бессилен.

– А вот, кстати, и он, – Арслан кому-то широко улыбается.

Прослеживаю траекторию его взгляда, и ноги сами собой прирастают к полу. Потому что в десятке метров от нас стоит Тимур Алаев. Некогда лучший друг Ранеля.

Паззлы в голове мгновенно складываются, и до меня наконец доходит, что к чему. Алаев, недавно унаследовавший холдинг умершего отца, в последнее время на слуху. Молодой предприимчивый бизнесмен, которой на удивление ловко смог распорядиться оставленным ему делом, у многих вызывает интерес. Я даже слышала, как отец упоминал его имя в разговоре со своими партнерами.

Теперь понятно, откуда здесь взялся Измайлов. Видимо, студенческая дружба двух парней не заржавела и вылилась в деловое сотрудничество. В общем-то логичный исход, но меня от такого расклада мутит. Я не хочу иметь ничего общего ни с Ранелем, ни с его друзьями.

– Тимур Анварович, познакомьтесь, это моя жена, Диора Рустамовна, – объявляет ничего не подозревающий Арслан.

– Так мы знакомы, – Тимур вздергивает уголки губ, и, выдержав паузу, в течение которой у меня на голове наверняка появляется парочка седых волос, добавляет. – Виделись на приеме у Панченко. Припоминаете, Диора Рустамовна?