– В неотложку звоню? – спрашиваю я, доставая из кармана мобильник.

– Не надо, – отсекает решительно. – Кости вроде целы.

– Колени расшибла, – киваю на ее кровоточащие ссадины.

– Ничего, – она пытается натянуть узкую юбку пониже, дабы спрятать раны. – Это просто кожа. Заживет.

Смотрю на Диору и не верю, что она и есть та девочка, которая когда-то любила меня без памяти. Нет, чисто внешне она все такая же. Ничуть не изменилась. Но тогда, четыре года назад, в широко распахнутых карих глазах горел огонь, а сейчас… Сейчас ее взгляд будто покрылся тонкой непроницаемой корочкой льда. Он словно говорит: «Держись на расстоянии. Не смей подходить ближе».

– Давай хоть антисептиком обработаем, – я достаю из шкафа аптечку.

– Не надо. Мне уже пора…

– Диора, – я резко оборачиваюсь и выдерживаю многозначительную паузу. – Выбирай: либо скорая, либо хлоргексидин.

Она молчит, и я решаю воспользоваться этой секундной заминкой. Подступаю ближе и, присев на карточки, обильно смачиваю ватный диск антисептиком.

Диора настороженно наблюдает за моими движениями, но не спорит. Должно быть, сама понимает, что обработка ран – необходимая мера.

Наклоняюсь чуть ниже и осторожно подношу ватный диск к ее ноге. Чувствую, что она напрягается сильнее, и преувеличенно осторожно промакиваю ссадину. На самом деле хлоргексидин не щиплет, потому что в нем нет спирта, но я все равно зачем-то дую на свежую ранку. Словно таким образом хочу избавить Диору от боли.

Мои губы застывают в десяти сантиметрах от ее колена. Сглатываю и медленно скольжу взглядом выше. Задеваю край юбки, прокатываюсь по животу и часто вздымающейся груди, а затем фокусируюсь на лице.

Есть такие мгновения, которые отпечатываются в памяти на всю жизнь. Они могут быть очень короткими, почти мимолетными, но настолько эмоционально заряженными, что забыть их просто невозможно. Ни через год, ни даже через сотню лет.

Диора тоже смотрит мне в глаза, и я ощущаю, как внутри набухает что-то большое и горячее. Теснит грудь, ломает ребра, вскрывает старые нарывы. Находясь рядом с ней, я снова чувствую то, что, как мне казалось, больше никогда не смогу почувствовать: бурную радость, оглушающую боль, искренний восторг, переплетенный с горьким отчаянием… Полный спектр самых разнообразных эмоций, доказывающих, что я все еще жив. И что мое сердце не просто бездушно качает кровь, но и по-прежнему может мучительно остро отзываться на близость другого человека…

– Дальше я сама, спасибо, – Диора первая выныривает из нашего обоюдного оцепенения.

Выхватывает у меня из рук баночку хлоргексидина и суетливо орошает им второе колено. Антисептик проливается на пол, мочит ее туфли и колготки, но девушка будто бы не замечает этого. Такое впечатление, что она одержима идеей поскорее оказаться как можно дальше от меня. И я не вправе ее за это судить.

Распрямляюсь и отступаю на несколько шагов. Меня слегка штормит. Словно в первой стадии алкогольного опьянения. Башка кругом, адреналин по венам. Даже не припомню, когда я в последний раз так сильно реагировал на женщину… Вероятно, года четыре назад. Когда впервые увидел Диору в клубе.

Тем временем она откладывает антисептик на журнальный стол и, подхватив сумочку, встает на ноги. На секунду замирает, прислушиваясь к собственным ощущениям. Но, кажется, все действительно в порядке. Потому что ее больше не мотает из стороны в сторону, да и мимика не выражает признаков боли.

– Ты здесь работаешь, да? – Диора окидывает мой кабинет беглым взглядом.

– Угу, – киваю я, заранее зная, что ответ ей не понравится.

– Ясно, – поджав губы, она направляется к двери. – Ладно. Я пойду.