– Надеюсь, – попытался утешить его Хьюит, хлопая себя справа и слева, – что я вообще не взял ее с собой.

– Взял, – сказал Хёрст. – Вот она. – Он указал на его грудь.

– Слава богу! – воскликнул Хьюит. – Теперь не придется чувствовать себя убийцей младенцев!

– Вы, наверное, постоянно что-то теряете, – предположила Хелен, задумчиво глядя на него.

– Я не теряю. Просто кладу не туда. Поэтому Хёрст отказался пересекать океан в одной каюте со мной.

– Вы отплыли вместе? – спросила Хелен.

– Предлагаю, чтобы каждый из присутствующих сейчас кратко изложил свою биографию, – сказал Хёрст, садясь прямо. – Мисс Винрэс, вы первая. Начинайте.

Рэчел рассказала, что ей двадцать четыре года, она дочь судовладельца, настоящего образования не получила, играет на фортепьяно, братьев и сестер нет, живет в Ричмонде с тетками, мать ее умерла.

– Следующий, – сказал Хёрст, усвоив эти факты. Он указал на Хьюита.

– Я сын английского дворянина. Мне двадцать семь лет, – начал Хьюит. – Мой отец был сквайром, охотился на лис. Он погиб на охоте, когда мне было десять лет. Помню, домой принесли его тело – на ставне, кажется, – как раз, когда я спускался пить чай, и я заметил, что на столе все равно был джем, и удивился – неужели мне разрешат…

– Да-да, но только факты, – вставил Хёрст.

– Я учился в Винчестере[38] и Кембридже, откуда через некоторое время мне пришлось уйти. С тех пор я много чем занимался…

– Профессия?

– Никакой – по крайней мере…

– Склонности?

– Литературные. Пишу роман.

– Братья и сестры?

– Три сестры, братьев нет, есть мать.

– Это все, что мы о вас услышим? – спросила Хелен. В свою очередь, она поведала, что очень стара – в октябре ей минуло сорок, ее отец был поверенным в Сити, но разорился, поэтому она толком не получила образования – они часто переезжали, – но старший брат давал ей читать книги. – Если бы я стала рассказывать вам все… – Она умолкла и улыбнулась. – Это заняло бы слишком много времени. Я вышла замуж тридцати лет, у меня двое детей. Муж – ученый. Теперь ваша очередь, – кивнула она Хёрсту.

– Вы многое опустили, – упрекнул он ее и бодро начал: – Меня зовут Сент-Джон Аларик Хёрст. Мне двадцать четыре года, я сын преподобного Сидни Хёрста, приходского священника в Грейт-Вэппинге, в Норфолке. Э-э, везде был стипендиатом – в Вестминстере, в Кингз-Колледже[39]. Сейчас в аспирантуре в Кингз-Колледже. Скучновато, да? Оба родителя живы (увы). Два брата, одна сестра. Я весьма незаурядный молодой человек, – добавил он.

– Один из трех – ну, пяти – самых незаурядных людей в Англии, – заметил Хьюит.

– Совершенно верно, – сказал Хёрст.

– Это все очень интересно, – сказала Хелен после паузы, – но все действительно важные вопросы мы обошли. Например, мы христиане?

– Я – нет, – почти хором сказали молодые люди.

– Я – да, – сообщила Рэчел.

– Вы верите в Бога как личность? – изумился Хёрст, поворачиваясь и наводя на нее свои очки.

– Я верю… Я верю… – Рэчел начала заикаться. – Верю, что есть нечто, о чем мы не знаем, верю, что мир может измениться за одну минуту и стать каким угодно.

На это Хелен откровенно рассмеялась.

– Чепуха, – сказала она. – Ты не христианка. Ты даже не задумывалась, кто ты. Есть много других вопросов. Однако их, наверное, пока задавать нельзя.

Хотя они беседовали так свободно, им было несколько неловко от того, что они на самом деле ничего не знают друг о друге.

– А это важные вопросы, – задумчиво заметил Хьюит. – Самые интересные. Только вот люди, пожалуй, не задают их друг другу.

Рэчел было трудно смириться с тем, что даже близкие друзья могут обсуждать лишь очень немногие темы, поэтому она потребовала у Хьюита объяснений: