– Еще чего тебе надо? Может, процедурный кабинет? На, вот, листок… подорожником называется, послюнявь его и приложи.

– Что, поможет? – округлила я глаза. – Ты так уже делал?

– Мне без надобности. У меня такой ерунды не бывает, – он хмыкнул и ушел в избу, прихватив с собой прокопченный чайник, сняв его с огня, только приспустил на руку длинный рукав пиджака, чтобы не обжечься.

Мне же оставалось, что его проводить глазами. Но успела обратить внимание на Сашкины солдатские сапоги, в которые были заправлены те самые широченные брюки, что я считала, ну, совсем для него большими. Теперь, вот, еще были эти сапоги… Как парень в них мог ходить? Жарко, наверное? И неудобно. А этот ходил… и не жаловался… наоборот, даже, хвалился.

– Эй, Лариска! Ты идешь? Что, есть не хочешь? Могу сам все слопать, поторопись!

Меня уговаривать не надо было. И дважды повторять, тоже не понадобилось. Спешно заломила у кроссовок задники и аккуратно поставила в них травмированные ноги с приклеенными к ранам листьями подорожника. Сразу после этого пошмыгала к входу в избу следом за хозяином.

– Садись сюда, – указал он мне место на лавке. – Чай я тебе налил. Да, это. Не хватай! Вот, дуреха! Кто так делает?! Что, обожглась? Ладно, до свадьбы заживет!

Я на его слова вздрогнула всем телом. Не поняла даже, которое из них меня больше впечатлило. Дуреха? Или, может, «свадьба»? От этого и не сразу почувствовала жжение от кипятка на языке, губах и ладонях, только потом уже заверещала от того, что обожглась. Про «дуреху» мне все было ясно. Это слово никого бы не порадовало, никакую девушку. А вот отчего меня огорчило и напрягло слово «свадьба»? Это было странно. Попробовала мысленно его еще произнести, даже сделала это несколько раз, и каждый из них поднимал в душе какое-то странное ощущение. Подобрать ему название пока не получалось, знала только одно, оно было неприятным.

А еще я заметила, что Сашка, произнеся свою прибаутку, принялся ко мне очень пристально присматриваться. Будто, ему важно было, как я на нее отреагирую. И не просто, а очень важно. Только с какой стати? Еще, если учесть, что мы сутки назад даже не подозревали друг о друге, предположить его интерес к моей реакции никак не получалось. Вот так загадка! Еще одна на мою больную голову.

Но тем временем, мой спаситель, а как было его так не называть, раз накормил, напоил и спать уложил, обеспечив крышу над головой, допил свой чай, и ему сделалось жарко. Он скинул с головы бейсболку, с которой до того момента не расставался ни на улице, ни в помещении. Причесал пятерней влажные ото лба волосы, откинув темную густую и отросшую челку дальше от лица, и привалился спиной к бревнам стены избушки.

– Почему бутерброд не ешь? Не нравится? Извини, но больше у меня ничего нет. Только хлеб и копченая колбаса. Ты, наверняка, к чему-то другому привыкла. Я это понимаю. Но угодить тебе старался. Вон, даже сахар свой уступил, раз он у меня кончается, а сам чай пил несладкий.

– А почему у тебя к чаю сахар, а не мед? Ведь, мы же на пасеке, правильно?

Спросила его об этом просто так, только чтобы поддержать разговор. Неудобно было есть под его пристальным взглядом и в молчании. А вышло, что он отчего-то после моего вопроса весь напрягся и даже на меня прищурился. Поневоле, я стала тоже к нему присматриваться внимательнее. Тогда-то и заметила, что в распахнувшиеся отвороты пиджака просматривалось сильно накаченное тело, покрытое ровным темным загаром. Такие мышцы и такой цвет кожи можно было получить, только если очень много подвергать себя физическим нагрузкам и постоянно быть обнаженным под лучами солнца. Именно. В солярии такой загар не получить. Если постоянно кутаться, чуть не по горло, в линялый пиджак, то тоже. Отчего же этот человек упорно скрывал от меня свой мускулистый и загорелый торс? Вот опять, заметил мой взгляд и прикрылся отворотами пиджака.