Старик её успокаивал:
– Всё он знает. Что ты любишь его, знает. Что дом подписала на него. Я с ним разговаривал на рынке ещё до нотариуса. Не нервничай. Хуже станет. Поправишься – наговоритесь.
Среднюю школу Ванюшке пришлось оставить. Пошёл записываться в ПТУ. Взяли на слесаря. Преподаватели в училище были строгие и справедливые. Не один такой Ванёк у них бывал за годы работы. Нюхать клей его отучили.
Изучали на занятиях масла, соляру, бензины. Формулы по химии учили. Тут запах и смысл был совсем другой. Двигатели. Машины. Техника. Ванюшка готовился сдавать экзамены на водительские права…
8 июля деду на бабкин мобильник позвонила Галка.
– Старый, плохи дела. Чефанэ зарезали. Из-за Лидки. Мне менты знакомые позвонили. Похороны через три дня. Сегодня, считай, первый день… Скажи там как-то бабке… И собери мужиков – могилу копать. Хоронить будем на старом кладбище рядом с отцом. Водки я накуплю…
Бабка по лицу старика поняла, что что-то случилось… Затряслась. Лицо скривилось гримасой боли.
– Ванечка погиб. Убили его. Ты, Сонюшка, полежи тут. Я сейчас за соседкой схожу. Мне на кладбище надо. Могилку копать.
На кладбище тихо. Старые, давно не крашенные кресты и памятники так и стоят немым укором живущим. Он подошёл к Гошиному бугорку. Отмерил заступом расстояние для Ванюшки. Стал рвать рукавицами высокую и жгучую крапиву. Потом ткнул в землю раз. Другой. Третий. Дело пошло. Подтянулись мужики. К вечеру могила была готова.
Для Ванюшки заказали самый большой гроб, что был в похоронной службе. Так вырос парень. Лежал в гробу бледный, с высокой грудью, крепкими руками. Правый глаз с синяком замазали гримом.
Батюшка из приходской церкви за пять тысяч читал отходную. Сначала сказал, что пять тысяч много. Потом подставил ящичек, и красненькая упала куда положено, как её и не было. Пенсия потихоньку таяла. После жертвы богу батюшка взял горсть свечей из коробки, попросил деда помочь разжечь кадильницу. Потом пошли к гробу, который стоял на табуретках. В церковь заносить раба божьего Иоанна не стали. Жарко больно было. Отпели под широким зонтом на дороге у кладбища. Батюшка всем поклонился. Велел молиться, чаще приходить в церковь – и укатил на своём джипе на другой заказ.
Взяли. Понесли по узким проходам между могилами. Гроб качало. Бабы выли. Громче всех выла Галка. А Лида, стоя у гроба перед могилой, шептала своё:
– Мальчик мой. Мой хороший мальчик… Зо-ло-той мо-о-о-й…
А тогда сидели у Лидки в подсобке. Зашли знакомые ребята. Из «торчков». Стали выпивать. Вспоминали детство. Ванька не пил – завтра на права сдаёт. И тут подвыпившие дружки решили подшутить над ними. А знаешь ли, Ваня, кто твою Лидку из нас не любил? Отгадаешь – ставим пузырь! Ваня не стал отгадывать. Знал, что все…
– А ты что думал, ты у ней первый, что ли? – гнобила братва.
Ванька дёрнулся. Стал руками размахивать. Его схватили сзади за руки. Заткнули рот Лидке, чтоб не орала. А когда он правой ногой засадил в глаз Бурому – тот тихо, как Толян Гоше, сунул ему под сердце воровскую финку. Разбежались. Лидка пыталась помочь ему. Усадила на диван. Сердце ещё билось.
– Всё… Лида… Я умер…
И чего полез к этому Бурому? Знал ведь, что тот лихой. Заступился за неё…
Как-то так получается, что мрут у нас в посёлке люди часто. Самое популярное место нынче – кладбище. Ваньку вон зарезали. Бабка через неделю от второго инсульта померла. Дед запил и через месяц спиртом палёным отравился. Лидка на рынке в подсобке зимой во сне сгорела, а может, с Бурым не поладила. Кто знает…
Только Галке всё нипочем. Она теперь законная наследница. И квартира у неё есть, и дача. Водит новых знакомых. Скоро будет дачу продавать. Говорят, подмосковные земли нынче в цене. А то, что бывшие совхозные поля бурьяном зарастают, это ж ничего! Если землю пахать некому – отдайте банкирам-процентщикам. Они её быстро и очень выгодно продадут. Не задумываясь. Чай, не родина…