– Что, мозоли на пальцах? – засмеялся я.

– Да нет, – отмахнулась Маша, продолжая изучать мою лапу, – и пальцы, и форма ногтей, и запястья… короче, все. А еще, друг мой, ты очень умный!

Я покатился со смеху. Вот уж не ожидал!

Предсказывать мне судьбу Маша не стала – этого она еще не умеет. Что ж, сам узнаю, когда придет время.

Линда и профессор Колдуэл, наконец, перестали щебетать, и подруга вернулась в мое неинтеллектуальное общество. Колдуэл – именно профессор, ибо в Англии любого институтского преподавателя называли профессором, будь он хоть ассистентом. Математик, в общем. Точнее, инженер. У него какие-то дела с нашим КБ.

3 марта, воскр.

Что-то подсказывает, что в группе я не задержусь. Все хорошо, отношения с ребятами всегда были нормальными, возможность реализоваться есть, но… что-то мучает, сам не знаю, что. Наверное, дозреваю до сольного проекта. До «неожиданной стороны», будь она неладна. Хорошо бы ее увидеть самому – я смертельно устал от себя, жующего сопли и оплакивающего невзаимную любовь и порушенную славу в любимом городе. Хочу писать свои песни и играть их, неважно, нравятся они еще кому-то или нет. Надо освободиться от груза на сердце – записать, что накопилось, и забыть.

Надо поговорить об этом с Линдой, она всегда меня понимает. Если надумаю записывать альбом, на ее помощь могу рассчитывать стопроцентно. Сеня, думаю, тоже не откажет с ударными, если я не заставлю себя прописать их. Могу, конечно, все сам сделать. Возможно, именно с лиричными и романтичными песнями так было бы правильнее всего. А уж если я не поленюсь хлопотать насчет концертов, надо привлекать ребят. Причем, энтузиастов – платить сессионщикам нечем.

Я названивал Лин весь вечер, но она не брала трубку.

4 марта, пон.

Сеня с Катей шли мне навстречу, когда я выходил за ворота института. Меня не покидала мысль, что они не смотрятся вместе. Домой шли втроем, и девчушка почему-то проявила недюжинный интерес к моей персоне, засыпала меня вопросами, на половину из которых отвечал Арсений. Ее удивляло, что я ушел из дома в семнадцать лет, что жил в Питере год, потом отслужил в армии, поступил в ЛГУ, а через два года вернулся сюда.

– А на что живешь? – спросила Катя.

– На стипендию.

Она недоверчиво хмыкнула.

– А еще он пишет фонограммы, минусовки, миксы для танцулек и делает классные аранжировки, – пропел Арсений, – хороший минус кучу денег стоит!

Я отвернулся, чтобы не рассмеяться. Про пацанов, которых я порой учу терзать гитару, слава Богу, промолчал.

Через некоторое время безмолвной прогулки (лишь подобие снега хлюпает под ногами), Катя спросила, кокетливо склонив голову и улыбнувшись:

– А почему ты такой немногословный?

– Он – настоящий викинг, – отколол Сеня.

Катя кивнула. Забавная она, как Цоевская восьмиклассница.

Дойдя до своего дома, я молча махнул им рукой. Даже улыбнуться не хотелось. Не было настроения ворошить свою биографию, да и открывать душу незнакомой девчонке, которая смотрит в рот.

5 марта, вторн.

В столовке, на большой перемене, захлебываясь слюной, Сеня рассказывал, что вчера видел Линду «с этим англичашкой».

– Нет, ну представляешь?! Идут себе по проспекту, щебечут на английском, бла-бла-бла, бла-бла-бла… так и воркуют!

Я смеялся от души. Сенька учит немецкий, он чужой на празднике жизни!

– Ну, тебе-то что? Может, это тот, кто нужен Лин. Может, это ее судьба?

– Э, нет, друг мой, ты неверно рассуждаешь. Этак он ее и в Англию увезет!

– Ну, если ей захочется, пусть везет.

Хотя, я буду ужасно скучать…

– Мы национальное достояние не отдаем! – горячился Сеня.

Что это он так за Лин беспокоится? Никак влюбился?