Впервые в жизни Костя произнёс слово, которого так боялся. Пусть и не вслух, но произнёс! И ещё он понял, что если свободное можно назвать пустым, значит, и свобода – это пустота. Значит, то, чем он так дорожил и боялся потерять – это пустота?

Костя больше не хотел свободы.

На самый последний в уходящем году рейс он всё же опоздал и вернулся в общежитие.

К Валентине и Алику не пошел, потому что с таким настроением в гости не ходят, да ещё в праздник. Вот такого Нового года у него ещё не было.

А утром с первым трамваем, где Костя был едва ли не единственным пассажиром, приехал на автовокзал к первому рейсу автобуса. На сей раз он не опоздал.

Как удалось этой девочке то, чего не удавалось другим, опытным и прожженным? Может, потому и не удавалось, что они были такими. Но ведь были и другие, такие же светлые и чистые, как Маша. Почему им-то не удалось? Наверное, не судьба.

От райцентра Костя шел пешком, на попутки рассчитывать в первый день Нового года не приходилось. Он шёл быстро, он почти бежал. Если Маша забрала его сердце, тогда пусть забирает и его самого. Без сердца человек не может жить, без сердца человек умирает! Он должен ей всё это сказать! Он должен её увидеть!

Костя отворил калитку и вошел во двор.

Он обязательно должен её увидеть!

Маша, в тёплом бабкином платке, в старом потёртом, тоже бабкином, жакете, обутая в стёганые бурки с бахилами, явно не её размера, набирала из колодца воду. Он подошел к ней. Ведро, увлекая за собой цепь, с грохотом полетело обратно в колодец.

– Костя, – выдохнула Маша и уткнулась лицом в его мягкую замшевую куртку, источавшую еле уловимый запах «Шипра».

Он не сказал ей того, что хотел сказать, он позабыл слова, которые приготовил. Костя, вообще, позабыл все слова, кроме одного… Маша. Ему простительно, он технарь. Но и в словарном запасе преподавателя русского языка тоже нашлось лишь одно-единственное… Костя.

Слова им были уже не нужны.

Неужели это была она? Неужели всё это было с ней?

Мария тяжело вздохнула.

Нет, это была Маша. Наивная, чистая, светлая.

А она, Мария, одинокая, больная и никому не нужная старуха, только идет по лабиринту Машиной жизни, который стал теперь лабиринтом её памяти.

Мария ханжой не была, но принцип «секс не повод для знакомства», по которому живёт сейчас большая часть молодых людей, даже она воспринимала как животный инстинкт обезьян и считала его полнейшим абсурдом.

Конечно, и их поколение не было безгрешным, но всё то, что для них было исключением, стало нормой для поколения, пришедшего им на смену.

Хотя, может, и не стоит Марии так безапелляционно выносить приговор всему поколению. Не вся же молодежь – развратники, подлецы и подонки. Знает же она и крепкие семьи, и дружить по-настоящему сегодня тоже умеют. Может, она вступила в извечный конфликт между «отцами» и «детьми»? Ведь многое осуждалось и «отцами» семидесятых. Мини-юбки, короткие стрижки.

Однако вчерашняя мини-юбка и сегодняшний разврат – это как-то неэквивалентно. Что происходит?

Подкупленные материнским капиталом, спившиеся женщины, молодые и не очень, бросились наперегонки рожать детей. Одного за другим. Кто от мужа рожает, кто от кого попало. У некоторых беременность перешла уже в хроническую стадию. Полученные сертификаты выставляются на торги. Кто больше? Ну, прямо бэби-бизнес какой-то, бэби-бумом порожденный. Целыми семьями живут на детские пособия и биржевые деньги.

Но на что им жить-то больше? Безработица. Да и не всем, кто спиваются, пить хочется. Кто-то спивается и от безысходности. Может, здесь корни разврата?