Помню зиму. Меня везут на санках, я лежу животом на мягкой подушке лицом вперёд. Мне доставляет удовольствие слушать, как шуршат подо мной полозья, хрустит снег у мамы под ногами, наблюдать, как при каждом шаге от её подошвы отваливается спрессованная снежная лепёшка, – мне почему-то очень нравятся эти лепёшки! По бокам от меня громоздятся большие чистые сугробы. Если же задрать голову, то видно, как на высоких городских крышах курятся белыми завитками печные трубы, разбавляя морозный воздух уютным запахом дровяного дыма.
Но ни с чем не сравнить мои воспоминания о летней жизни в деревне у бабушки с дедушкой.
К нашему дому, стоявшему на краю деревни, примыкал луг, на котором мы, будучи маленькими детьми, проводили весь свой день, а мама, занимаясь своими делами, следила за нами из открытого окошка. Мы ползали в траве, купаясь в духмяном настое цветущего разнотравья (как-то, через много лет, этот несравненный запах приснился мне, словно въявь, и я проснулась в слезах). Жужжали пчёлы, на разные голоса стрекотали кузнечики, порхали бабочки, по длинным травинкам ползали диковинные жуки, за которыми я с большим интересом наблюдала вблизи, лёжа на тёплой земле. Однажды, когда я захотела потрогать пчелу, она больно ужалила меня, оставив в моей руке острое чёрное жало. Я заплакала, побежала к маме, и та вытащила его, подула, поцеловала «бобо», успокоила.
А помню, как на тропинке среди высокой травы я впервые нос к носу столкнулась с собакой – она показалась мне огромным лохматым чудовищем, и я зашлась плачем от ужаса. А собачонка-то, как мне потом рассказывали, была размером с болонку.
В трёхлетнем возрасте я устроила себе первое маленькое приключение.
***
Позади деревенских домов, на склоне противоположного косогора, раскинулось широкое ржаное поле; с нашего холма было видно, как ветер неустанно гоняет по нему и мотает во все стороны серебристо-зелёные волны молодых колосьев. Быстрые облака часто бросали на рожь обширную тень – её незамедлительно сменяла полоса ослепительного солнечного света, которая гнала эту тень к горизонту. Тут же набегала новая тень – и снова солнечный свет как метлой гнал её прочь. Я, как маленький суслик, столбиком стояла на нашем холме и заворожённо смотрела вдаль на эту живую игру в догонялки. Размашистые и упругие волны ржи манили к себе, казалось, что на них можно лечь, и они понесут тебя по полю вместе с бегущим солнечным светом. Мне захотелось рассмотреть эти волны вблизи, и я стала потихоньку спускаться с нашего косогора. Иногда я всё-таки оглядывалась и видела на фоне слепящего солнца почти чёрный силуэт нашего дома, который сначала казался громадой, но, чем дальше я уходила, становился всё меньше и меньше, как и другие деревенские дома левее.
Хорошо помню, какая высокая, выше моего роста, была трава, через которую я пробиралась к своей цели, – приходилось разводить её руками. В глазах рябило от золотых лакированных цветочков куриной слепоты, которые тыкались мне в лицо. Иногда на пути деревом вставала толстая красноватая метла конского щавеля, и её надо было обходить. В необъятном синем небе самозабвенно пели жаворонки, и я запрокидывала голову, высматривая трепещущие чёрные точки. Всё было для меня вновь, но я не испытывала боязни, а просто шла к цели, которая меня заворожила. Домов позади уже почти не было видно, только крыши торчали из-за холма. И вот я уже спустилась в низину, откуда до ржаного поля было рукой подать, как вдруг чьи-то сильные руки подхватили меня сзади. Конечно же, это была мама!