В следующий раз, когда Яха просит остаться с детьми, я вежливо начинаю отказываться: «Да у меня в это время дети спят…»

И тогда Яха оставляет их на неискушенную медсестру. Но я-то уж знаю, чем это кончится, – проходили. И история повторяется. Мои нежные уши не могут выдержать таких истошных криков, иду на помощь. Но на этот раз, посидев немного в палате, принимаю решение – идти на улицу. Одеваю их в синтетические курточки, нахлобучиваю им на головы их объемные шапки. Мои Фрося и Тихон одеваются сами. Идем встречать маму. Естественно, с камерой и фотоаппаратом в руках. Ох, как я боюсь, что они их грохнут, но, слава Богу, все обоходится. Вскоре мама приезжает и воссоединется со своими заждавшимися детьми.

Логопеды заниматься с ними отказались: «Они же не понимают ничего по-русски…»

А мне кажется, что с ними можно заниматься. Они достаточно смышленые, контактные. Могут повторять звукоподражания.

Часто гуляляем с ними на улице у главного корпуса. Яха нашла товарок из Чечни, лузгает с ними семечки. Иман и Киши полюбили Фросину коляску красного цвета и носятся с ней по всему санаторию: то с пустой, то прям с Фросей. Фрося сначала нервничала, когда угоняли ее карету, но потом плюнула: много других вокруг интересных дел.

У Киши интересы ограничиваются узким кругом: или дайте ему камеру «чик-чик», или коляску «кыш-кыш». Он подходит ко мне с улыбкой до ушей и выжидательно смотрит. У Имашки, правда, интересы те же самые: камера да коляска.

Однажды Яха попросила у меня стиральный порошок, через пять минут приходит расстроенная: «Дай еще. Имашка все высыпала. Избила я ее».

Насыпала. Жалко Имашку.

Частенько болтаем с Яхой за жизнь Она рассказывает о Чечне, о Грозном, о войне. Мне интересно все, что она говорит.

«У нас аборты запрещены, – отвечает она на мой вопрос про рождение большого количества детей у них в семьях, – а если девушка ходит в штанах, ее считают за девушку легкого поведения».

В санатории деток пообследовали, сделали энцефалограмму, подлечили. Мне даже показалось, что у них появились новые звукоподражательные слова. На прощание обмениваемся телефонами.

Через три года спрашиваю Фросю:

– Иман и Киши помнишь?

– Да! У них мама уезжала, они плакали, а мы им давали камеру!

Сентябрь, 2011 год

Духовные законы

Весна. Мы снова в нашем любимом санатории. На этот раз в дошкольном отделении, хотя Тихон уже первоклассник. Зато Фросе еще четыре, и она прекрасно вписывается в дошкольное отделение, которое занимает весь второй этаж огромного трехэтажного кирпичного корпуса. На первом этаже располагаются всевозможные процедурные кабинеты и актовый зал. На третьем – отделение для школьников.

Надя и ее мама Олеся – наши соседи по палате слева. Олеся – учительница английского языка, очень интересная, интеллигентная, современная мамочка. Наде шесть лет. На вид это обычная, хорошенькая девочка, только уж очень худенькая, с прожилками на висках. Они из Курска.

Как-то разговорились мы с Олесей вечером, сидя на лавочке у палаты. К нам присоседилась Рита, молоденькая блондинка в шелковом розовом халате из Ростова-на-Дону. И Олеся рассказала такую историю:

«Когда я была на шестом месяце беременности, ни с того ни с сего начались роды. Сохранить беременность не смогли. Родилась Надюшка. Ее отправили в реанимацию. Дела шли плохо, Надя не поправлялась, находилась под аппаратами. И вот иду я как-то по городу, вся расстроенная, смотрю – храм стоит. Решила зайти, а там батюшка проповедь говорит. И говорит он как раз о крещении младенцев, что бывают случаи, когда не надо ждать 40-го дня, чтобы окрестить ребенка, в некоторых случаях можно крестить и раньше. И как будто он мне это все говорит. Буквально сразу же приняла решение – крестить дочку. Удалось договориться в реанимации, что придет батюшка. Мы пригласили старенького священника. Взял он нашу Надю на руки – она малюсенькая, в ладошках у него умещается, ее только с аппарата искусственного дыхания сняли, – да как окунет ее в чашу с водой. У нас чуть сердце не выпрыгнуло с мужем, потом еще два раза он ее окунул. И после этого дела пошли на поправку. Выходили мы нашу Надю.