Автор, вроде, тоже не лыком шит, изучал когда-то марксистскую философию. Ему хорошо было сидеть, поглядывая в окно на косые плети снежного ливня в черном пространстве ночи.

Его друг, обыкновенный банковский меняла, человек хотя и осторожный, но тоже принявшей за воротник, потому и сидел за рулем, как матрос-балтиец на царском троне: одной рукой увлеченно шарит во рту зубочисткой, а другая рука вальяжно придерживает баранку, как даму в ленивом танце – ничего, едем как-нибудь!

Но в России, как известно, правительство и дороги одинаково убоги. Встречный грузовик полоснул белым полотнищем света по глазам – и вот уже иномарка в кювете.

Холеный «БМВ» только завизжал по-бабьи, наматывая на имперские колеса нашу русскую грязь. И – ни с места! Звук с визга стал переходить на безнадежное рыдание.

Иномарка все больше и больше оседала на грунт в^>: запоздалой истерике.

– Иди, посмотри, что там? – выключив разогретый двигатель, с детской непосредственностью сказал мой друг.

Автор понимал, конечно, – не царское это дело в трясине ковыряться, и безропотно оттолкнул дверцей прильнувшую к окну любопытную ночь.

Ночь была действительно мерзопакостной, но у меня другого выхода не было, как с ночью этой поладить.

Обойдя слоновий зад заграничной штучки со всех сторон, я еще раз убедился, что наши дороги и коня на скаку остановят, а не только железного иноходца и двух дураков на четырех колесах.

Вернувшись на угретое сидение, автор бросил короткое нецензурное слово, и его друг, банковский меняла, маклер, сразу затужил и обречённо лег грудью на обшитую скрипучей кожей баранку.

Но, что-то надо было делать.

– Пойду до поселка! – обрушил я гнетущую тишину, – может, какой трактор подгоню…

Вдалеке светились редкие огоньки.

Надеяться на то, что в такое время кто-нибудь подберет их на дороге, по меньшей мере, наивно. Ночью на дорогах, при нашей правоохранительной системе, разбой – не новость. Какой водитель станет рисковать своей головой? И мой товарищ не стал бы.

И, даже, я сам не стал бы, если бы у меня был автомобиль, пусть похуже иномарки, но машина. Поэтому я, поголосовав минут десять на сквозном ветру, не обиделся на мчащихся мимо ночных перевозчиков, хотя и делал отчаянью знаки понятные каждому водителю. Руку помощи никто не протянул. Что поделаешь? Бытие определяет сознание. Сами выбирали для себя «Пепси» вместо порядка и безопасности.

Не приведи, Господь, в зимнюю пору, в морозную и глухую ночь случиться аварии на дороге. Заколенеешь. Жги сначала запаску, а потом и колеса разбортировывай для костра. Жизнь, все-таки, дороже стоит, если она твоя.

Вдалеке светились редкие огоньки. И – ветер навстречу. И чертова сечка костяными иглами в лицо бросается. А идти надо.

Я прозяб уже основательно, а огоньки, все так же далеко, как надежда разбогатеть. Мигают – заманчивые, зовущие…

Я, не старый еще мужик, бегу трусцой, греюсь, а огоньки тоже убегают.

Там, за этими огоньками, за той деревней, километров в пятнадцати всего, малая родина банковского менялы, ну, и моя, конечно.

…Утром встретились, похлопали друг друга по плечам. Поплевали в сторону:

– Хорошо выглядишь!

– Да и ты неплохо!

Собрались.

Банковский меняла при деньгах. Погода плохая. Долго на ветру не простоишь, а рядом кабак. Провинциальный, правда, но с претензией на западный образ жизни. По ценам в меню, конечно. Но мой друг, вечный двоечник Алеха Батон, по гроб жизни был мне обязан. Я бескорыстно вытягивал его все десять школьных зубрёжных лет на аттестат зрелости. Но не это главное.

Одноклассница с первоягодками под кофточкой, по слезной просьбе Алёхи, была уступлена этому двоечнику и шалопаю Батону, с высокими надбровными дугами, говорящими о сильных инстинктах в натуралистических наклонностях.