Педро испуганно закрестился.

– Клянусь, нет… Совсем нет, ни песо, – забормотал он и даже отодвинулся подальше от Хуана.

Поймав молчаливый взгляд юноши, коренастый солдат тоже перекрестился и сокрушенно развел руками.

– Хоанес! – громко крикнул Хуан, взглянув в нашу сторону. – Хоанес, слышишь?!

Я тронул бискайца за локоть, и тот сразу очнулся, тараща заспанные глаза.

– У тебя есть десять золотых, Хоанес? – спросил Хуан де Аревало, и на этот раз волнение столь отчетливо слышалось в его голосе, что мне стало не по себе, а оглянувшийся на бискайца Гарсия саркастически осклабился.

– Будут, – сонно промычал Хоанес и, звякнув каской, опять приткнулся головой к стене.

Снова наступило тягостное молчание.

– Кто купит у меня коня? – решительно сказал Хуан. – Мой Науро стоит пятьсот песо. Я продам его за двести…

– Сто пятьдесят, – быстро проговорил Гарсия.

– Сто семьдесят, – не глядя на Хуана, тонко выкрикнул Педро и торопливо выбрался из за стола.

И в ту же секунду я понял, как мне надлежит по ступить. Обида за ободранного как липку юношу руководила мной, когда я, вскочив с лавки, вызывающе громко произнес:

– Я могу предложить сеньору де Аревало двадцать золотых песо. Это единственное, что у меня есть. Сеньор отдаст мне их, когда найдет нужным.

Все в изумлении уставились на меня. Даже Хоанес проснулся и недоуменно огляделся вокруг. Молчание длилось недолго.

– Я не могу… одалживать деньги… у незнакомых мне лиц, – с трудом подбирая слова, сказал Хуан.

Надежда, на мгновение озарившая его лицо, погасла.

Я вынул из кармана кошелек, пересек комнату и положил его на стол.

– Мое имя Блас де Медина. Идальго из Кастилии, племянник отважного Кристобаля Мальдонадо.

Я с достоинством наклонил голову и, вернувшись на свое место у стены, снова сел на лавку.

Бледный от волнения Хуан с благодарностью посмотрел на меня.

– Спасибо, сеньор де Медина, – тихо, почти шепотом сказал он и взял кошелек.

В эту секунду дверь, ведущая в комнату де Орельяны, распахнулась.

– Давайте арестованного! – крикнул высунувшийся из за двери старый солдат с изможденным, изукрашенным шрамами лицом.

Хоанес подтолкнул меня в спину, и мы вместе с ним переступили порог небольшой, богато обставленной комнаты.

За столом сидели четверо. Я сделал несколько шагов и очутился прямо перед моложавым красивым дворянином с черной повязкой на глазу. Не взглянув на остальных, я поклонился и без тени робости сказал:

– Идальго из Кастилии Блас де Медина счастлив приветствовать славного капитана Франсиско де Орельяну!

Я и в самом деле был тогда по настоящему счастлив приветствовать героя моих грез…

Вспоминая свой первый разговор с капитаном Франсиско де Орельяной, я до сих пор так и не могу понять, отчего сеньор капитан не только решился взять меня с собой, но и почтил своим покровительством.

В самом деле, у него было немало оснований для категорического отказа. Я неопытен и молод, новичок в этих краях и к тому же только что перенес тяжелую болезнь, то есть как солдат я представлял собою сомнительную ценность. Хуже того, я мог оказаться лазутчиком врагов капитана – их у него в Индиях было немало. Никто в Кито, в том числе и колченогий Родриго Перес, не мог поручиться, что я тот самый человек, за которого себя выдаю. А Игнасио Варела, хорошо знавший моего дядю, недвусмысленно заявил капитану, что он ни разу не слыхал от Кристобаля де Сеговии даже упоминания о родственнике по имени Блас, собирающемся приехать к нему из Испании. Так оно, конечно, и было: мой дядя не мог предполагать, что его племянник, которого он видел в последний раз семилетним, окажется вдруг в стране поверженных инков6