– Ну не станешь же ты в мои кузнечные дела вникать, Олюшка? – внушал Семеныч вкрадчиво. – У тебя и своих забот полон рот – ни прожевать, ни выплюнуть. Вот и займись. Пару дней без тебя управлюсь. Павла мне завтра пришлешь на подмогу и заразу эту шерстяную тоже. Вельми полезная скотинка.
Ольга только руки опустила – сговорились они, что ли? Что лавэ, что парторг. Лишь бы ее на хутор не пущать.
Пока устраивали земляка, Пашка развлекал Тырю. Палочку покидать – это святое. Но раздухарившейся щенуле этой забавы – и хвост не утомится, даже если изображать им гребной винт эсминца в режиме «полный вперед». Пашка, чтоб сбить накал бурной истерической радости от встречи после разлуки, придумал новую забаву: Тыря таскала его через подпространство, куда дорогой друг укажет. В пределах видимости, ясен пень. Чтоб мелкую не утомлять. (Ага. Утомишь ее.) Хоть с деревенского склона на ближайший косогор, хоть с одного конца хутора на другой. Потом сообразили, что скакать по просторам можно с пользой – например, Семенычевы железяки в кузню перетаскать. Все как завещал гениальный Чебурашка. (Прим. автора: помните бесподобное «Гена, давай я понесу чемоданы, а ты понесешь меня»?) Пашка одной рукой брался за железяку, второй – собакена за загривок, и хоба! Груз доставлен в пункт назначения, то бишь под двери кузни. Главное – дорогой друг доволен, а новенький двуногий, от которого странно пахнет, вкусно радуется. И не боится нисколько.
Отношения Тыри и Семеныча получились странными – разрыв шаблона у собаконьки случился. С одной стороны, Оля и Павел рады-радешеньки новому знакомцу – это Тыря понимала очень хорошо. А с другой, это ведь из-за него, незваного-противного, ее, бедняжку, на целый день бросили! Гр-р-р…
Ольга постаралась увидеть свою любимую колючку-дикобразинку глазами Евгения Семеныча. И пожалела. Семеныча. Это ж не животина, а собачья доха на ходунках. С огромной носопырой, в которой сейчас прячется бивень, и длинными, как у оленя, ногами. Угу, прям газельи ножки. Только в чешуйчатой коже черно-кирпичного цвета и с вполне собачьими когтями. Красотень с красненькими глазками. Люби́те – какая есть. Не можете? Ну, как хотите. Эстетов мы тоже едим.
– От это конек-горбунок! – заискрил смехом Семеныч, когда его знакомили с Тырей.
– Это девочка, дядь Жех, – вступился Пашка за свою любимицу.
– Значит, Сивка-Бурка-лилипут, – согласился Кобзарь, и Тыря поняла, что над ней насмешничают.
– Тр-р-р. Тр-р-р-р-р-р, – обиделась щена и вместо вежливого обнюхивания оскалилась.
Испуганное «бивень ап» от Ольги и «сидеть, мелкая» от Павла слились в одну команду и запоздали.
– Цыть, чуда дурноезжая! – Семеныч, вместо того чтобы попятиться от греха, шагнул вперед и принялся почесывать щену между глаз. Да так уверенно, как будто право имеет. Тыря от удивления и удовольствия плюхнулась на мохнатый зад. Двуногий чесал очень правильно, и Тыря решила – ладно, пусть будет, раз ее дорогим он нравится.
Домой засобирались, едва начало смеркаться. Лавэ четко обозначил: двоих Тыря пока не потянет. Далеко, по крайней мере. А значит – пешочком. Дорога хоть и торная, а фонарей не предусмотрено. Потому и отправились засветло. Ольга не возражала. Побыть с Пашкой наедине – тоже радость. Обсудили планы на завтра. Племянничек энергично поддержал мнение старших товарищей: сиди, тетушка, дома, не к спеху твои ценные указания. Два, а то и три дня уйдет на то, чтобы кузню раскочегарить. А там, глядишь, и лавэ запрет снимет. Тыря постарается.
Следующий день. Около полудня…
Его величество Эрик исподтишка наблюдал за новоявленной управляющей. Она стояла посреди господской столовой и настороженно прислушивалась к пространству. Ну и читать ее пытался – не без этого. Читать получалось не очень – Раимова поделка-защитка, казалось, поднабрала силы. Но кое-что уловить удалось: Ольга засекла появление Прана (вот же ж дала пустота умение!) и теперь пытается справиться с раздражением и смириться с появлением еще одной заботы – величество ублажать. Эрик поморщился – непривычно это. Свитские и прочая придворная шушера только тем и занимались, что, распихивая друг друга локтями, старались привлечь к себе монаршее внимание в надежде на милости-подачки. Или хотя бы просто напомнить о своем существовании. Вот бы им у иномирянки поучиться – ничего человеку не надо.