Пришел пастор местной англиканской церкви, располагавшейся на территории поместья. Это был сухой и жестокий пуританский инквизитор, который за неимением возможности вырывать ногти еретикам-папистам и сжигать их на кострах, до смерти запорол и заморил голодом половину из дюжины своих детей, а после недавнего закона Форстера и Гладстона о всеобщем начальном образовании в каждодневное ведение этого страшного человека были отданы все дети деревни. Максвеллы терпеть его не могли, а Френсис так и вообще его боялся в прежние годы, поэтому пастора никогда не приглашали в господские покои, отчего лорды и прослыли в округе безбожниками (хвала Господу, не колдунами). Пастор отвечал им взаимностью: мальчишку он презирал даже более, чем его мать – французскую блудницу. Только викторианское фарисейство, цепкое как когти Святой Палаты, заставили пастора придти теперь и засвидетельствовать молодому лорду Максвеллу почтение всего прихода. По обычаю манора прихожане обладали правом сервитута на располагавшиеся в Дандренанском аббатстве приходскую церковь и кладбище. На кладбище же располагался и склеп Максвеллов, в котором были захоронены 5 поколений предков Френсиса. Пять еще более древних поколений были захоронены в склепе замка Кэрлаверок на другой стороне реки Нит.

До восшествия короля Иакова I на Английский престол Дандренан был родовым аббатством Максвеллов, из клана которых выбирались настоятели. При короле Иакове католическое аббатство было отписано в собственность Короны и прекратило существование. Действовать продолжала только монастырская церковь, ставшая теперь приходской и к тому же англиканской. Во времена Реставрации Дандренан с баронским титулом был пожалован внуком короля Иакова, носившим тоже имя, сэру Роберту, младшему сыну лорда Роберта Максвелл-Хэриса, графа Нитсдейла, в качестве награды за вековую преданность клана Максвелл дому Стюартов. Местный приход стал уплачивать баронам Дандренан баналитет за беспрепятственный доступ к церкви и кладбищу. Кроме того, приход пользовался луговыми пустошами Максвеллов в качестве альменды для выгона своих коз и овец, за что уплачивал полевую подать, называвшуюся во Франции шампар. Так же местные крестьяне на болотах Максвеллов добывали торф для собственных нужд, за что платили талью. Еще полвека назад торф в Дандренане добывали в промышленных масштабах, отправляя его в Глазго и Карлайл, но со временем запасы иссякли, выработки заболотились, и теперь торф шел только для отопления местных жилищ. Из этих трех источников и складывался нехитрый доход Дандренанского манора и во всех случаях посредником между приходом и лордами выступал пастор. Но у нынешнего владельца с нынешним пастором отношения были самые натянутые, что не могло не отражаться на своевременности и размере поступлений.

Пастор не стал утомлять юного Максвелла своим присутствием и вернулся обратно в деревню, где и жил, не удосужившись даже полюбопытствовать о причинах неожиданного приезда Френсиса – настолько ему были безразличны дела лордов, главное, что он соблюл приличия. А Френсис, довольный, что быстро отделался от жуткого прислужника королевы и Церкви, пошел дальше оценивать состояние аббатства. Оно являло жалкий вид. Помимо бывшего братского корпуса в Дандренане обжита была только монастырская гостиница, причем частично – отапливались и убирались лишь несколько комнат для очень, очень редких гостей Максвеллов, которых с каждым летом становилось все меньше и меньше, покуда и совсем не стало. Старинный скрипторий – центр культуры и книжного дела в Голлоуэе в Средние века – давно разрушился, удалось спасти лишь немногие старинные манускрипты. Максвеллы даже не озаботились разобрать завалы. В лучшем состоянии были покои отца-настоятеля и трапезная, к которой были пристроены старинные пекарня и кухня. Хотя все эти помещения были не обжиты, давно заброшены, а оконные проемы забиты досками, но зато здания крепко стояли на своих древних каменных фундаментах и использовались исключительно для игр молодого лорда. Огромные внутренние пространства оставляли столько свободы для размахивания клейморами и алебардами, что юный Френсис отдавался этим занятиям с самозабвенным упоением, а гулкие отзвуки эха под высокими сводами переносили его в гущу сражений рыцарских времен. Весь пол был усыпан покрошенными в щепки скамьями, столами и прочей никому не нужной мебелью, которая изображал врагов Шотландии, Трона и Римской церкви. Беззаветно отдавая солнечные летние дни играм под мрачными сводами, куда едва проникали лучи света, Френсис будто хотел изменить неумолимый ход истории. О, если бы