Черт!

Отказываюсь от намерения сесть за сдвинутые столики кикеров в углу. И сажусь третьим к Царевой и Воронину.

– Приятного аппетита.

– Дагер, Du störst mich(ты мне мешаешь) .

– Das Leben ist keine leichte Sache (жизнь непростая штука), Паша, – нахально улыбаюсь ему я.

– Если вы думаете, что это выглядит достойнее, чем шептаться при мне, спешу вас огорчить, полиглоты. Такой же махровый моветон!

Да. Царëва не Ася, еë не смутишь. Но в целом, она, конечно же, права! Махровее некуда.

– Ты забыла кое-что, – перевожу тему.

Ставлю ей на поднос соус с зеленью и пиалу с сухариками.

– Оу…

– "Спасибо, Рафаэль, ты так любезен! " – играю ей бровями.

– А это "желание" или акт доброй воли? – уточняет она, пытливо прищуриваясь.

А я не знаю!

Порыв был мой, оправдание его – желание, загаданное Асей.

– Так "спасибо" или не "спасибо"?

– Сложно сказать, – честно признаюсь я.

– Тогда и я повременю.

Нюхает сухари, так словно это французские брендовые духи или коллекционное вино, и она хочет разложить букет на детали. Высыпает сухарики в суп. Перемешивает. Съедает ложку.

– Мммм! – закатывает от удовольствия глаза. И таким же елейным кайфующим голосом добавляет:

– Как же я вас всех ненавижу!

– Что? – удивленно смеется Воронин. – Кого это – всех?

– Всех, кто может есть всë, что ему захочется.

– Красота требует жертв? – оглядывает её Воронин.

– Скорее – спорт.

Задумавшись, наблюдаю, как она съедает несколько ложек бульона, игнорируя сухарики. И со вздохом сожаления отодвигает от себя чашку. Из салата съедает креветки и зелень, аккуратно соскребая сверху вилкой соус, сухарики и сыр в сторону.

Облизываясь, довольно откидывается на спинку.

– В соседнем зале лайт-фитнес меню, – подсказываю я. – Всë обезжирено, везде сахарозаменитель.

– А я не хочу лайт-фитнес. Я хочу человеческой еды!

– Три ложки?

– Хотя бы.

Динка бледная, скуластая, глаза горят и капельку слезятся, как у лани. Такая "модельная" внеха сейчас в тренде, в минус от нормы веса. И за ней гонятся девушки, накачивая гелем скулы и удаляя комки Биша.

Но… Я ловлю себя на ощущении, что мне хочется накормить еë, а не любоваться на изможденное лицо. Внутри рождается предвкушение от какого-то совершенно нового чувства, связанного с этим желанием.

И я решаю поисследовать это.

– Если уж нарушать правила, так с оттяжечкой, Царева.

Переставляю на еë поднос свой десерт.

– Попробуй. Это тирамису с бананом.

– Мой десерт может оказаться вкуснее! – переставляет ей свой десерт и Паша. – Фисташковая пахлава.

– Оооо, – с ужасом взирает Динка на розетки со сладостями. – Демоны-искусители!

– Я бы попросил! – возмущаюсь. – Я в другой должности.

– Пробуй, Дина, – требует Воронин.

Динка берёт вилку. Качая головой, откладывает в сторону.

– Царëва, давай… Ты же анархист! К черту правила. Ешь, – подзуживаю её.

Пытается отодвинуть стул, но мы одновременно удерживаем его за спинку.

– Ты хотела нормальной еды, нет?

– Я сыта.

– Не смеши меня! Что будет, если ты попробуешь?

– Горе горькое будет! – злится Дина. – Вдруг мне понравится?

– Ну и отлично.

– Отлично – любить что-то и не иметь возможности обладать этим?

Нет, это не "отлично". Это грусть, тоска.

– У тебя скоро соревнования? – интересуется Воронин.

– Олимпиада. Но я еще не решила.

Расставляет десерты нам обратно.

– Чем тебя кормить завтра на свидании и ума не приложу! – играет ей бровями.

– Это не свидание, Воронин.

Забирает свой поднос и сбегает.

– Шиза… – закатывает он глаза. – Так ограничивать себя!

– Вы куда-то идете?

– Напомни-ка, а как это тебя касается, Раф? Ты – еë парень?

– Боже упаси!

– А чего нянчишься?

Слишком сложно объяснить. Настолько сложно, что я даже не могу однозначно сформулировать мотивы для себя. Но, единственно, за что я могу отвечать – это знакомое и горячо любимое мной чувство азарта.  Она съест мой "десерт"!  Я хочу поймать то чувство, которое сегодня ускользнуло. У меня своя шиза. И…