- Нудистов в самом Крыму ловить сподручней, а по дороге они не водятся. – Возразил второй.

- Водится-то водятся, да не ловятся. – влез третий и с прищуром оглядел выстроившиеся вдоль обочины машины. – Как ты определишь, кто тут нудист, пока они все одетые? Так что версию с террористами я бы со счета сбрасывать не стал!

- И кого они будут того… терроризировать?

- А нудистов! Ловить и одевать под дулом пистолета!

Мужики мрачно поржали.

- Все это, конечно, очень забавно, господа! – почти не разжимая губ, бросила Душка. – Но я хотела бы знать, сколько нам тут стоять? У меня дети!

- У меня тоже, двое. – По-прежнему меланхолично сообщил один из шоферов. – У вас кто, мальчики или девочки?

- У меня автобус! – завопила Душка и прежде, чем мужики перепугались окончательно, принялась тыкать пальцем в нашу сторону. – Полный автобус детей! Они не могут стоять здесь, на жаре!

- А у меня фура с молоком! – буркнул мрачный шофер. – Ваши дети хотя бы не скиснут!

Именно этот момент Витка выбрала, чтобы опорожнить пластиковые ведерки. Содержимое первого же ведра, выплеснутое на обочину, убедило водителей, что на такой жаре и дети могут скиснуть – очень даже запросто!

- Форменное безобразие! – с чувством повторила Душка, кажется, имея в виду появившуюся на трассе машину с мигалкой, полную молодых парней в милицейской форме. Душка-Череп вдруг сорвалась с места и, звонко цокая каблуками, ринулась к ним.

- Душка взялась за дело – так что прорвемся. – Удовлетворенно объявила Витка, понаблюдав, как режиссерша цепляется пальцами в серебряных кольцах за открытое окошко машины, а потом хватает нашего водителя и невзирая на протесты (и водителя, и милиционеров), заталкивает его на заднее сидение и сама забирается следом. Милицейская машина с нежданными пассажирами умчалась куда-то вдоль строя автомобилей.

- Может, поможешь? – накинулась на меня Витка, кивая на измученных дорогой мелких.

- Может, и помогу… - с величественностью королевы, откликающейся на слезные мольбы подданной, сообщила я и направилась к Назарчику.

- Ведерко отдай! – попросила я, пытаясь разжать намертво сцепленные на пластике пальцы мальчишки. Это на репетиции я могу Назарчика с полом сравнять и с пылью смешать, а в дороге я на него никогда не наезжаю. Жалко потому что, и если честно… уважаю мелкого. Каждый раз его по пути на гастроли вот так «колбасит», а он едет – и знает, что будет плохо, а все равно едет! И играет потом – будь здоров как!

Только т-с-с-с! Про эти мои нежности вроде «жалко», «уважаю» никто не должен знать! Мне слишком дорога моя репутация махровой стервы – я ее столько лет создавала!

- Давай-давай, все равно пока стоим! Как раз отдышаться успеешь!

Назарчик слабо улыбнулся, я забрала у него ведерко и направилась к дверям автобуса – выливать…

Честное слово, не знаю я, откуда они там взялись! Еще секунду назад никого не было! А теперь по обочине мимо нашего автобуса деловито чесала компания из трех молодых парней. Один, чернявый, скуластый, походил на кота. Таких еще называют «полупородными»: ну, когда папа – весь из себя британский или персидский, а мама – дворовая мурка. Зато гонору как у призера-медалиста. Второй – парень без изысков, как та штанга, которую он наверняка в «качалке» тягает, а третий немножко постарше, но сам мелкий такой, незаметный…

Вот первому, «полупородному», я с размаху содержимое ведерка в физиономию и выплеснула.

- Глупс! – «полупородный» замер. Глаза его ошалело выпучились, рот распахнулся, став круглым и каким-то детским… и тут же захлопнулся, потому что с кончика носа на губу закапало… ЭТО!