Быть может, если Макс так и не появится, завтра я попробую снова – это как заново сесть на лошадь после жесткого падения, – но сейчас мне придется разместиться на диване.
Глава 6
Я начинаю день с обычных двух таблеток парацетамола, прежде чем позвонить Ною и сообщить, где я нахожусь. Его голос звучит совершенно ровно, когда он разговаривает со мной.
– Ты в Молдоне? Почему?
– На работе затишье, а ты уехал. – Я пытаюсь отговориться, но знаю, что это известие его удивило. Ной знает, что я никогда за все эти годы не возвращалась в родной городок.
– И как тебе там? – спрашивает он, делая вид, будто воспринимает это как должное. Он говорит бодро и заинтересованно, как будто мое пребывание в Молдоне – это нечто занятное, а не ужасающее. Насколько известно Ною, моя карьера заставляет меня оставаться в Лондоне, но я все равно поддерживаю связь с Максом. Я старалась держать мужа как можно дальше от своих семейных дел, чтобы он не видел, какая неловкость царит в моих отношениях с матерью. Скорее всего, он считает, что мы с ней отдалились друг от друга, но никакого неблагополучия в этом нет. Как же он ошибается!
– Неплохо, хотя немного странно, – признаю я. – Я поселилась в своей прежней комнате.
Это невинная ложь – на самом деле я ночевала на диване, но было бы невозможно объяснить Ною причину этого.
– А, в окружении подростковых воспоминаний… Боже, я не скучаю по тем временам. – Ной негромко усмехается. Знал бы он, насколько угодил в точку! Я абсолютно не скучаю по прошлому.
– Секунду, я переключусь на громкую связь. Мне нужно достать чемодан из-под кровати, – говорю я, наклоняясь и вытягивая руку.
– Ты все еще не распаковала вещи? Это на тебя не похоже.
Он прав: обычно первым делом, когда мы куда-то выезжаем, я разбираю чемодан и старательно развешиваю всё по местам – мол, так в любом месте чувствуешь себя более уютно. Но здесь дело обстоит по-другому.
– Знаю, просто я была ужасно занята с самого момента приезда… Ладно, извини, мне нужно в душ, но удачного тебе дня. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – отвечает Ной негромко и искренне. Это заставляет меня чувствовать себя грязной, как будто мне нужно отмыться от чувства вины. Между нами уже начинает накапливаться ложь.
Я приступаю к работе, разбирая документы по делу и в определенном порядке прикрепляя их к стене в бывшем папином кабинете. Слышу, как мама крадучись спускается по лестнице, и удивляюсь, почему она до сих пор так делает: передвигается по дому, стараясь быть как можно незаметнее. Папы больше нет, незачем ходить на цыпочках. Я хочу сказать ей, чтобы она включила громкую музыку, начала швырять вещи, сорвалась. Закричала. Я уверена, что ей это необходимо.
Я ни разу не видела, чтобы она потеряла контроль над собой. Я слышала, как отец повышает голос. Я ощущала последствия их ссор. Но ни разу не видела, чтобы мама сорвалась. Это бесстрастие не впечатляло меня. Наоборот. Как она могла быть настолько холодной? Настолько отстраненной? Неужели не знала, что мы тоже это чувствуем? Неужели ей было все равно? Она была здесь, в этом доме, рядом с нами, но ее как будто не было. Она всегда передвигалась крадучись. Всегда вела себя тихо. Я просто хотела, чтобы она очнулась и показала мне, что у нас все нормально, что мы можем пошуметь. Но мама так и не очнулась. Она просто продолжала жить в этой тишине. День за днем. И нам всем приходилось терпеть.
Я не могу простить ее за это.
Мама высовывает голову из-за двери, как марионетка на ниточке.
– Джастина, что ты здесь делаешь? – Она переводит взгляд с меня на стену, по центру которой висит фотография Джейка, и я вижу, что ее лицо бледнеет.