Но он ошибался. Она не интересовала Уэллса как девушка. Отношения между ними были исключительно деловыми. Нет, ну серьезно. Он постоянно ей грубил. А закрывал собой от других гольфистов исключительно из необходимости, чтобы ее не задавила толпа.
– Всего на пять минут тебя оставил, – прорычал он ей на ухо, – а ты уже умудрилась найти себе худшего собеседника.
– Пока не уверена. Не успела его прочитать.
– Закрывай книгу, Белль. Ты закончила.
Джозефина выпрямилась.
– Н-да?
Он заскрежетал зубами.
– Не забывай: я пять лет знаю этого человека. Его образ золотого мальчика – просто образ.
– То же можно сказать о твоем образе плохиша.
– О нет. Я правда такой.
Фейерверки над головой грохотали все чаще, один за другим разрываясь цветными всполохами. Все больше гостей заполняло террасу, вынуждая Уэллса подходить ближе. Вскоре его грудь прижалась к ее спине, а мерное дыхание коснулось волос. Хорошо, что он не видел ее лица, потому что от жара и силы, источаемых его телом, ресницы затрепетали, а губы приоткрылись сами собой, и она глубоко вдохнула пропитанный ароматом магнолии воздух.
– И что это значит? Что мне лучше держаться подальше?
– Типа того.
– Можешь говорить прямо.
– Я только это и делаю. – Уэллс выругался себе под нос. – Джозефина, мне нужно понимать, что ты только моя, иначе я никогда не сосредоточусь.
Перед глазами все расплылось и вновь пришло в фокус.
– Твоя?
– На моей стороне, – помолчав, низким голосом уточнил он. – У меня нет времени беспокоиться, переметнешься ты к кому-то другому или нет.
Джозефина обернулась – и тут же пожалела об этом.
Очень.
Уэллс возвышался над ней, прижимая к перилам. Он был так близко – весь, полностью, его губы и все его тело. Настолько, что она коснулась грудью его крепкого живота, когда обернулась, машинально запрокидывая голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его лицо озарил фейерверк, и она увидела, как он смотрит на нее из-под опущенных век. А потом этот взгляд упал на ее грудь, и из его горла вырвался низкий рык.
Господи.
Тут же она развернулась, скрывая эмоции, которые вызвала в ней такая близость. Все мысли вылетели из головы, и она никак не могла подобрать… этих, как там их называют? Слов.
– Так вот чего ты боишься? Что я тебя брошу? – Если честно, после стольких лет поддержки слышать это было обидно. – Неужели по мне не видно, что я не такая?
– Одному я уже доверился, – сказал он ей на ухо.
Он имел в виду Бака Ли, да? После их встречи сомнений не оставалось.
– Значит, докажу делом. – От жара крепкой груди за спиной пересыхало во рту, добавляя голосу хрипотцы. – Пока ты не сдашься, я тебя не оставлю.
Ей показалось, или его дыхание самую чуточку участилось?
А затем он убрал правую руку с перил.
Три фейерверка, четыре – сначала Уэллс не шевелился, но потом кончики его пальцев скользнули – всего раз – по вене у нее на запястье, и она вздрогнула. От легкого, но намеренного прикосновения закружилась голова, и Джозефина завалилась бы, если бы не Уэллс, который придерживал ее сзади, упираясь крепкой грудью в лопатки, а пахом практически прижимаясь к заднице.
Видел ли он мурашки, пробежавшие по ее шее? Говорил ли об этом низкий рокочущий вздох? Она не знала, но когда его большой палец впился в ее запястье, она чуть не растеклась лужей кипящего масла. В ушах зазвенело, и стало досадно, что она больше не может делать вид, будто Уэллс нравится ей исключительно объективно. Тело бунтовало при его приближении, не позволяя игнорировать весьма раздражающий факт. Большой палец скользил по ее запястью, и внутри все скручивалось узлом, молящим, чтобы его распутали. Если бы они были одни, она наверняка бы уже сдалась и шагнула назад, прижимаясь к нему всем телом.