Какой бы ни была причина, Уэллс просто не мог вынести то, как она стояла рядом и ободряюще улыбалась, хотя он загнал мяч в сраные деревья. Хотелось прогнать ее. Всех прогнать. К черту. Эта упрямая рыжеволосая девчонка в его фирменной одежде была единственной причиной, по которой он вообще сегодня выбрался из постели – потому что она всегда приходила посмотреть на него, когда он играл во Флориде. Каждый раз. Без исключения. Интересно, знала она, что в прошлом году с ним разорвали сотрудничество все бренды? Даже «Найк» от него отказался. Оставалось надеяться разве что на коллаборацию с каким-нибудь шампунем от перхоти.

Его наставник, легендарный Бак Ли, даже не отвечал на его сообщения.

Мир давно списал его со счетов.

А она осталась, и плакат ее – тоже.

«WELLS’S BELLE».

Господи боже… Пора было положить конец ее мучениям.

Но для этого нужно было положить конец своим. Иначе она заявилась бы и на следующей неделе, и в следующем месяце, и в следующем году. Неизменно упрямая и решительная, она поддерживала его всегда, как бы низко он ни оказывался в турнирной таблице. Из раза в раз возвращалась.

И поэтому Уэллс возвращался сам. Не хотел разочаровать ее.

Его последняя фанатка. Последняя… просто последняя. В жизни.

Джозефина.

Но он больше не мог. Не мог выходить на поле в надежде вернуть дни былой славы. Магии не осталось, и искать ее было бессмысленно. Она затерялась среди деревьев вместе с мячом. Если бы девчонка ушла, он бы мог сдаться. Перестать каждое утро нащупывать давно пропавший оптимизм. Он мог бы наконец спокойно спиться и никогда больше не видеть это зеленое поле.

Но для этого нужно было завязывать с идиотским турниром.

– Иди отсюда. – Развернувшись, он сорвал перчатку и махнул ею в сторону болельщиков, устремившихся к зданию клуба. Поднять на нее глаза не получалось, что было просто смешно, ведь он даже не знал ее лично. И никогда не узнает. Они частенько общались на поле, но все их разговоры были связаны с гольфом. Короткие, быстрые фразы… но не пустые. Куда более осмысленные, чем с другими фанатами. Нельзя было думать об этом. Все было кончено. – Иди. Я сдаюсь. – Только тогда он нашел силы склониться над канатом и встретиться взглядом с ее расширившимися зелеными глазами. – Все кончено, Белль. Иди домой.

– Нет.

Невесело усмехнувшись, он швырнул перчатку на фейрвей. Умел бы он так метко бить!

– Значит, будешь поддерживать призрака, потому что я пошел.

Она медленно опустила плакат.

Сердце заныло, но он не позволил себе дрогнуть.

– Ты проиграл битву, но не войну, Уэллс Уитакер.

– Слушай, я сдаюсь. Выбываю из турнира. Незачем больше сюда приходить, Джозефина.

Она просияла – и, господи боже, из симпатичной стала откровенно потрясающей. Но это мало что значило, ведь сегодня они расставались навсегда.

– Ты назвал меня по имени. Впервые!

Он прекрасно знал это. Специально не называл никак, кроме ею же выбранного прозвища, чтобы не пересекать черту. Между ними ничего не было. Они просто спортсмен и его фанатка, и с этим нужно было заканчивать. Раз и навсегда. Разорвать последнюю ниточку, удерживающую его в гольфе, и доживать свою несчастную жизнь. И все это – в двадцать девять.

Пошел этот спорт к черту.

И она тоже – за то, что не позволяла ему сдаться.

Просто смешно, учитывая, что за все пять лет соревнований Уэллс впервые обратился к ней по имени.

– А как же конкурс? – спросила она, складывая плакат и прижимая его к груди. – «Обед и тренировка с Уэллсом Уитакером». Я выиграла.

Он махнул рукой в сторону деревьев.

– Уж если кому и проводить тренировку, то явно не мне.

Она посмотрела на фейрвей долгим взглядом. Затем сказала: