Как же я угодил на эту станцию? Я ведь только и думал о том, как туда не попасть. А сам, оказывается, только и делал, что стремительно несся туда, как тот младенец в роковой подвал. Я уже не могу ничего контролировать. Вина распространяется стремительно как инфекция. Не остается сил ни на что, кроме бесконечных угрызений. Боже мой, сделал ли я за всю свою жизнь хоть что-то правильно? Кажется, весь мой путь устелен ошибками, как этими больными листьями с черными пятнами, которых с каждым днем становится все больше на улице. Этой осенью их так много, как будто природа отражает мое внутреннее состояние.

Со мной начинают происходить странные вещи – каждое утро я просыпаюсь в холодном поту, с уверенностью, что повинен еще в одном преступлении. Как будто некий внутренний прокурор показывает мне, что я виновен в том или в другом. Словно из-за одной только связи со мной у людей начинались проблемы и болезни, даже лейкемия у отца будто бы развилась из-за меня… Это кажется бредом, я не хочу в это верить, но прокурор говорит прямо в душу, будто некие печати ставит. Как бы не бился рассудок в конвульсиях, душа все больше заполняется тяжестью и ядом. Такое ощущение, что она при смерти. Может быть, она и есть та куколка в гробу из сна? Юнг называл душу анимой и считал, что она появляется в бессознательном через женские образы. Как бы то ни было, нужно что-то делать. Иначе дракон просто съест принцессу. Но душа, словно муха в паутине – с каждым рывком паука, становится все слабее. Каждый вечер приходит необъяснимая тупая радость – мне кажется, что все хорошо, что все, о чем я думал весь день – это кошмарный сон, который должен вот-вот пройти. Каждый раз перед засыпанием я верю, что утром все это рассыплется, и я проснусь в новую счастливую жизнь. Но каждое утро приходит очередное обвинение от внутреннего прокурора, и свинцовая тяжесть заполняет душу. Я отчаянно пытаюсь биться с драконом – встаю рано, отжимаюсь, сажусь за диссертацию, но сил становится все меньше и меньше. Я теряю способность к какой либо осмысленной деятельности, рву на себе волосы, плачу, бью себя кулаками, но ничего не помогает. К трем часам приходит Леночка, вечером опять наступает бессмысленная радость, утром – очередная доза вины. Это вечный космический маятник – Люцифер и Ариман47 (два рабовладельца?). И, если верить Штейнеру, есть только одна сила способная его уравновесить. Но кажется я ее потерял. По-видимому Доктор оставил за скобками страшную тайну – если личность утратит Христа, как некую стержневую уравновешивающую силу, она обречена на авторежим – вечные колебания между двух зол. И вот это, по-видимому, и есть «станция дно болото»

Как-то вечером, в очередной раз тщетно пытаясь найти ответ в Интернете, я наткнулся на свою старую заметку посвященную священнику, философу и математику Павлу Флоренскому.