Он сделал глоток, вода была холодной и сладковатой, ничуть не хуже колодезной. Концентрические круги на воде исказили черты лица, сделали Айгура похожим на обычных людей – брови подскочили вверх и изогнулись, нос тоже искривился, подбородок натыкался на нос.

Если бы он был таким, каким сейчас отражала его вода Йяки, жизнь, несомненно, сложилась бы иначе. Скорей всего, у него была бы уже семья – Айгуру исполнилось двадцать пять лет, а в таком возрасте все в деревне обзаводились женами и детьми. Мама сейчас была бы жива, и отец жил бы с ними. Его дом не стоял бы на краю деревни рядом с кузницей, как теперь. Он, Айгур, был бы полноправным членом деревенской общины, выступал бы на общих сходках. Возможно, к его словам прислушивались бы односельчане. Да, неплохо сложилась бы его жизнь, имей он хоть одно из уродств, нарисованных всколыхнувшейся водой.

Но вода успокоилась, и Айгур вновь увидел свое красивое лицо – лицо Бога…

Он часто вспомнил эти мамины слова, вспомнил их и сейчас: «Это всё Боги! Они наградили меня за мою любовь к ним. За мою преданность и за веру. Они дали тебе частичку своей красоты. Эта красота всем нам принесёт счастье». Видя счастливое лицо мамы, мальчик радовался вместе с ней и верил её словам…

Мама, мама, как ты ошибалась. Вместо счастья, о котором ты мечтала, красота моего лица принесла горе и унесла твою жизнь.

Айгур ударил кулаком в свое отражение, разбив его на мелкие кривые куски, которые притягивались друг к другу, сливались, образуя нечто уродливое и бесформенное.

– Лучше бы я был таким, – вслух сказал он.

Вдруг Айгур услышал звук шагов по прибрежной гальке, у себя за спиной, и обернулся. В нескольких шагах от камня, на котором он сидел, стояла девушка. В руках она держала большую корзину с мокрым бельём. Корзина была тяжёлой, а девушка милой. У неё были большие, широко открытые глаза с длинными ресницами, маленький вздёрнутый носик и румяные щёчки с ямочками. Подбородка у незнакомки практически не было, что придавало лицу удивлённо-обиженное выражение. Вздёрнутость носика ещё более усиливала впечатление. Одета девушка была как все деревенские незамужние женщины – в длинное и широкое холщовое платье без пояса. На голове – платок, завязанный узлом на затылке.

Девушка глядела на Айгура. Глядела смело, не отводя глаз, как это делали все, кто встречался с ним, с отверженным. И это было очень странно.

– Я занял твоё место? – спросил парень.

– Я всегда полощу здесь бельё, – ответила девушка извиняющимся тоном. – Очень удобный камень.

– Я тоже часто бываю здесь. Иногда тоже полощу бельё, иногда просто так – сижу, думаю. Но почему-то раньше мы не встречались. Странно…

– Ничего странного. Мы с дедом недавно сюда переехали, месяц назад. Мы все жили там, – девушка смешно и неуклюже махнула свободной рукой в сторону, куда текла Йяка, другой рукой она прижимала к боку тяжёлую корзину, – в другой деревне.

– Кто все? – спросил Айгур.

– Все: мама, папа, дедушка, бабуля. Дед родом из этой деревни. Когда мама, папа и бабушка умерли, мы с дедом вернулись на его родину.

– Умерли?.. Прости, а почему они умерли? Заболели?

– Нет, не болели. Ты же знаешь, Боги хранят нас от болезней. Они погибли, когда загорелся наш дом. В него ударила молния, и он вспыхнул, как сухое сено. А мы с дедом спаслись.

– Как же вам это удалось? – удивился Айгур.

– Гай выл на дворе, я выбежала его успокоить, а дед следом, чтобы увести меня в дом – гроза была сильная… Тогда все это и произошло. Молния ударила, и дом вспыхнул. Дед пытался спасти кого-нибудь, но он даже не смог подойти к дому, такой был жар.