Вот только побитым псом он не был. Скорее, шавкой, никому не нужной шавкой. Наша первая стычка произошла весной, накануне моего четырнадцатого дня рождения. Папаша заявился пьяным, и начал орать на мать, требуя денег. Тогда-то я и вмешался. Надавал ему тумаков, и он этого унижения не простил. Ночью, когда я спал, он выволок меня во двор и жестоко избил кнутом. После этого я пару недель вообще не мог сидеть на заднице, и рубцы на теле по сей день напоминают мне о главном — самые страшные люди это те, кого принято считать близкими.

Наша борьба не прекращается. Мать давно в могиле, а отца я ненавижу, как самого лютого врага. Единственное правило, которое я усвоил, живя под его опекой — никто тебе ничего не даст. Добьёшься сам — выбьешься в люди. И я добивался. С отличием окончил школу боевых искусств, подался в большой спорт, и даже завоевал титул чемпиона мира по кикбоксингу. Но моя звезда сияла недолго, полученная в одном из боёв травма спины навсегда перечеркнула будущее.

Идти, пахать на заводе за мизерную зарплату меня не устраивало. И тогда страна узнала нового «героя» — бандитского вожака по погонялу Ш

***

Мальчишка испуганно шарахается назад, узрев на крыльце двоих незваных гостей. Зрачки его расширены, и это наводит меня на мысль, что он под кайфом. За спиной рюкзак, одет тепло, явно куда-то торопился. Уж не слинять ли вздумал птенчик, чтобы увильнуть от уплаты долга?

— Ас…Аслан… Я как раз… К тебе собирался. — жалко мямлит Витёк, пятясь вглубь холла.

Мой охранник грубо толкает его в плечо, и мы входим. Хата роскошная, с натяжными потолками, мраморными перилами и паркетом. Камин оригинальной отделки в виде старинной русской печи, сенсорная подсветка стен. Правда, загажено всё, на полу окурки, пустые бутылки из-под дорого пойла, какие-то сваленные в кучу шмотки. Похоже, новый хозяин особняка не особо щепетилен в вопросах чистоплотности. Хотя, какой он, на хрен, хозяин! Я в курсе, что фамильный дом Ветровых в залоге у банка.

— Сядь. — брезгливо морщась, командует Фархад. — и не дёргайся, базар к тебе имеется.

Мальчишка нервно ерошит густые смоляные волосы. Бледный, как бумага, губы искусаны, а в больших глазах плещется ужас. Хорошенький, кстати, экземпляр, на зоне такие в почёте у братвы. Ему там не выжить, сломают, растопчут, и выбросят, как использованную вещь. Но до тюремных нар он не дотянет, я ведь не благотворительный фонд, чтобы прощать долги. Был уговор, парнишка его нарушил. Жаль портить физиономию, но это действенная мера. И вынужденная.

— Аслан, я… Я всё отдам! Клянусь! Дай мне ещё два дня! Я достану бабки! — частит Витёк, затравленно на меня взирая своими глазищами.

Не такой уж невинный взгляд. Хапнул уже пацанчик лиха, подсел на наркоту и казино. Неправильный путь, если в карманах звенят лишь гроши. Невозмутимо устроившись на корточках напротив парня, я холодно улыбаюсь.

— Достанешь? Интересно мне, а где? Где ты их достанешь? Ограбишь банк?

Фархад понимающе усмехается. Нам обоим известно, что Витёк — трус, и на такую аферу не способен. Вон, сидит, съёжившись, плечи опущены, глаза бегают. Не мужик, а тюфяк. Идеальный корм для тех, кто сильнее. Оно и ясно, воспитание такое. С пелёнок над парнем тряслись мамки — няньки, холили и лелеяли, в жопу целовали. Вот и выросло, не пойми, что. Потребитель в чистом виде.

Уловив мой едва заметный кивок, Фархад жёстко, безжалостно бьёт Витька под дых. Ещё и ещё раз, не давая тому вдохнуть. Ни одного следа побоев на красивом лице, ни синяка, ни ссадины. Мой кавказский пёс владеет искусством в совершенстве, ибо прошёл мою школу. И усвоил уроки блестяще. Без капли сочувствия глянув на скрюченного Витька, пытающегося глотнуть воздух широко раскрытым ртом, я даю Фархаду отмашку.