— Вам лучше? — спросил мужчина. Варя отметила, что полусидит на скамейке, а он осторожно поддерживает ее твердой рукой.

— Вроде да, — промямлила она.

— Вы упали прямо на землю, — обеспокоенно заметил мужчина. — Может, позвать лекаря?

— Нет, благодарю вас, сударь, — произнесла девушка, наконец придя в себя и сев прямо. Мужчина тут же убрал руку с ее стана и представился:

— Граф Панин, я вышел подышать и увидел, как вы падаете.

— Сейчас все пройдет. У меня иногда бывают приступы.

— Что ж, тогда я могу оставить вас?

— Да, вполне, благодарю вас.

Граф быстро раскланялся и, оставив девушку на скамье, пошел далее по своим делам. Варя несколько раз глубоко вздохнула, ощущая, что боль в груди исчезла. Приступы у нее бывали еще с детства. Всегда начинались с болей под сердцем, а потом она теряла сознание или на краткое мгновение, или на более длительное время. Иногда спасал свежий воздух, и удавалось избежать неприятных исходов и потери сознания, но это помогало не всегда. Лекари говорили, что ее болезнь связана с сердцем и не подлежит лечению. Однако все в голос твердили, что Варе надо поменьше волноваться. Однако нынче ей не удалось избежать тревог. Она заставила себя переключить внимание и попыталась хотя бы на миг забыть об Олсуфьеве, который вызывал у нее неприятные мысли.

Встав со скамьи, она медленно направилась в зал, намереваясь отыскать отца.

5. Глава IV. Дуня

Уехав почти с середины бала из-за этой невозможной девицы Андреевской, поручик Олсуфьев возвращался в своей карете домой. Вальяжно опершись о спинку бархатного сиденья, Алексей устало прикрыл глаза. Он все еще не мог отойти от того неприятного разговора, который устроила ему Варвара Дмитриевна. И как она могла первой признаться в любви? Да еще не просить, а требовать ответного чувства от него? В его голове это не укладывалось. Он прикрыл глаза, и тут же перед его взором предстало нежное лицо девушки с ясными голубыми глазами и светлой косой. Эти радужные воспоминания и думы скрасили его путь до фамильного особняка.

Едва он поднялся по мраморной лестнице, и дворецкий распахнул дверь, как перед ним в темной парадной появилась его старая крепостная няня.

— Алексей Иванович, горе-то какое! — прямо с порога запричитала Феодосья Никитична.

Алексей устало взглянул на полную морщинистую старуху и прошествовал мимо нее в гостиную. Он начал расстегивать портупею, зевая, когда заслышал ее шаги за спиной.

— Что стряслось-то? — безразлично спросил Олсуфьев, не оборачиваясь.

— Братец ваш, Михаил Иванович, — запричитала старуха, приближаясь к нему, — сегодня по вечеру в карты играли с друзьями. Да деревню в Лопушках проиграли!

— Всю? — уже более заинтересованно произнес Алексей, поморщившись и снимая оружие. Он положил палаш на небольшой столик и сел в кресло, вытягивая уставшие ноги. То, что брат его был одержим азартными играми, Алексея давно уже не удивляло. И известие, что брат нынче проиграл деревню, отчего-то вызвало в гудящей голове молодого человека лишь досадную, неприятную мысль о том, что теперь их состояние уменьшилось на несколько сотен душ.

— А еще Нестора да Гаврилу-повара проиграл. Хорошие парни, жалко их!

— Ох, нянюшка, что вы от меня-то хотите? Ну проиграл и проиграл, — пожал безразлично плечами Алексей, откидывая гудящую от вина голову на спинку сиденья и зевая.

— А потом этот неслух, братец-то ваш, предложил на Дунюшку нашу сыграть. Она как раз прислуживала им. Дак...

— Что?! — прохрипел Олсуфьев и тут же выпрямился в кресле, протрезвев.

— Я и говорю, Алешенька, Евдокию-то он тоже проиграл, — промямлила уже сквозь слезы старуха, утирая платком лицо.