Сейчас было точно так же. Только… непреодолимее.
Это было нечто большее.
То безумное влечение, которое я испытывала к нему тогда, стало только сильнее.
Его глаза потемнели, зрачки расширились… и я знала, что он тоже это почувствовал. Затем его взгляд опустился на мои губы. Он вдохнул, раздувая ноздри. Его челюсть сжалась.
Затем он развернулся и пошел прочь. С моими сумками.
О мой бог.
Я просто стояла, наблюдая, как он уходит, и воздух между нами все больше истончался по мере того, как он удалялся, пока я не перестала дышать. Вообще.
Я отмерила две с половиной секунды на то, чтобы прийти в себя. Затем, дрожа, набрала в легкие побольше воздуха.
И наконец последовала за ним.
Я догнала его, только когда он остановился, чтобы забросить мои вещи на заднее сиденье черного «эскалейда», припаркованного у обочины с мигающими аварийными огнями. Я смущенно стояла, ожидая, когда он обернется, и каждая клеточка моего тела пульсировала от учащенного сердцебиения: легкие – в попытке вдохнуть, мозг – в попытке думать, клитор…
У меня дрожали колени.
Ни один мужчина раньше не заставлял мои колени дрожать.
Точнее, ни один мужчина, кроме него.
Мое тело никогда так не реагировало на других мужчин.
И да, я осознавала, что глубоко-глубоко внутри все еще оставалась какая-то часть меня – возможно, бо́льшая, чем я хотела бы признать, – которая все еще оставалась той тощей, чудаковатой, одинокой девочкой, над которой издевались на детской площадке. Но за последние десять лет работы моделью я стала толстокожей. Очень толстокожей. Я также поняла, что независимо от того, что я чувствовала внутри, мир не воспринимал меня как тощую, чудаковатую девчонку; что мужчины, как правило, считали меня красивой. Намного красивее, чем я когда-либо сама чувствовала.
Мне все еще было трудно воспринимать себя той моделью на фотографиях в дизайнерском нижнем белье. Мои длинные каштановые волосы с карамельными и медовыми прядками, брови идеальной формы, скулы и подбородок каким-то образом изменились, чтобы уравновесить то, чего я всегда страшилась: нескладного носа, полных губ и длинных конечностей, которые каким-то образом сочетались вместе, создавая образ, далекий от той девушки, что жила внутри меня. Несмотря на это, я научилась уверенно держаться, соревноваться, выступать, побеждать и даже проигрывать с изяществом. Я научилась сохранять хладнокровие под пристальным вниманием и, к счастью, справляться с неприятием. Потому что мир, в котором я жила, даже для красивых девушек изобиловал неприятием.
Чему я, по-видимому, так и не научилась, так это смотреть Броуди Мейсону в его темно-синие глаза и не терять самообладания.
К счастью для меня, он едва удостоил меня взглядом, захлопывая дверцу заднего сиденья внедорожника, чем-то отдаленно смахивающего на грузовик своими габаритами.
– Садись, – сказал он, исчезая за дверцей со стороны водителя.
Я подошла к пассажирской двери, когда он сел в автомобиль. Потом замерла под проливным дождем, все еще пребывая в некотором шоке и просто пытаясь справиться со всеми реакциями, вызванными его внезапным появлением.
Потому что как я могла до сих пор так реагировать на него? После стольких лет?
Казалось, что времени вообще не прошло.
Хуже того, я точно знала, сколько времени на самом деле прошло, и, судя по моему телу, эти шесть с половиной лет без него необходимо было наверстать. Желательно немедленно, обнаженными и неоднократно.
Я глубоко вздохнула, взялась за дверную ручку и открыла дверь.
– Спасибо, что забрал, – выдавила я.
Он не улыбнулся. Лишь пригладил мокрые волосы и пристально посмотрел на меня своими пронзительными синими глазами. Я начала замечать, насколько старше он выглядит с тех пор, как я видела его в последний раз, хотя его глаза не изменились. Время пошло ему на пользу. Несомненно.