– Что это? – Посмотрев на вещь в своих руках, я изумленно приоткрываю рот.

Это экземпляр «Старлина» – наипопулярнейшего журнала в городе. В самом верху, сразу под заголовком, жирным витиеватым шрифтом напечатано: «Биение черного сердца». А под названием, шрифтом поскромнее: «Рассказ ужасов Оскара Дарлингтона».

– Оскар! – поднимаю на него ошеломленный взгляд. – Ты… твой рассказ напечатали в «Старлине»?

В свое последнее посещение брат, чей разум был замутнен отчаянием и наркотическими веществами, показывал мне исписанные неразборчивым почерком листы. Произошедшая с ним всего за неделю метаморфоза и опубликованный рассказ кажутся мне чем-то невероятным.

Оскар улыбается от уха до уха.

– Это чудо какое-то, – сжимает он мою ладонь. – Я дописал рассказ на следующий день после твоего ухода и сразу же направился с ним на Ранкан-стрит. В тот же вечер мне удалось застать в конторе мистера Баззарда. Ну знаешь, бывшего редактора отца – этого старого мерзавца-бульдога. Он узнал меня и собирался выкинуть на улицу, но от меня так просто не избавишься, нет-нет. Я заставил его взглянуть на историю, и – подумать только! – она понравилась ему.

Звонко смеясь, Оскар падает в мамино старое кресло и раскачивает его с такой силой, что я пугаюсь, как бы сломанный полоз не отвалился вовсе и брат не грохнулся на пол.

– Мне заплатили за рассказ двадцать серебряных. Что при нынешних обстоятельствах целое состояние! – Брат наклоняется в кресле вперед, сцепляет руки и смотрит на меня, сияя улыбкой. – Я чувствую это, Клара. Чувствую, что удача наконец поворачивается ко мне лицом. И это только начало! Голова чуть ли не взрывается от идей, жаждущих быть излитыми на бумагу. Старик Баззард теперь будет пускать на них слюни. Пусть ждет! Не буду торопиться в угоду ему.

– Оскар… – Я перевожу взгляд с него на журнал и обратно. От радости сердце бьется как сумасшедшее, словно желая выпрыгнуть из груди. Но его удерживает тонкая нить беспокойства. – Это чудесно. Это замечательно, но… но…

Брат выгибает бровь и снова смеется, только на этот раз в его смехе проскальзывает горечь.

– Но что, сестрица? Говори уж. Бросай в мою бочку меда свою ложку дегтя.

Я медлю. Сама я никогда не вращалась в издательском мире, но выросла в семье известного писателя и что-то не припомню такого, чтобы хоть раз редактор отца, прочитав его рассказ, напечатал его меньше чем через неделю. Сначала текст рассматривает редакция, потом его редактируют, правят, верстают, корректируют – рассказ проходит множество стадий обработки.

Однако вот оно, перед моими глазами, имя Оскара на обложке журнала «Старлин».

– После стольких лет… – шепчу я.

Брату было всего четырнадцать, когда опубликовали его первую историю. Город тогда хорошенько встряхнула волна восторженных рецензий. Но с тех пор… с того дня, как я стала Должницей, с того дня, как меня забрали в Эледрию, Оскар не смог написать ни единого рассказа, который бы заинтересовал издателей. Брат множество раз обвинял меня в том, что я его прокляла, и порой, в зависимости от глубины своего отчаяния, даже сам в это верил.

Похоже, проклятие – если оно и было – в конце концов спало.

– Что, Клара? – требовательно спрашивает брат, возвращая мое внимание к себе. Его губы грустно кривятся. – Думала, что я уже ни на что не гожусь?

– Ох, Оскар, конечно…

– Нет-нет, – прерывает он меня, вскинув руку, и откидывается на спинку кресла. – Я тебя не виню. Уже и сам в себе усомнился. Но теперь все изменилось!

Его глаза горят светом. Такой взгляд мне знаком, но я не помню, когда и у кого его видела. Шагнув к брату, вглядываюсь в его лицо.