– Осенью нашу риелторскую фирму за долги на аукцион выставили. Ну, естественно, нас ЦЭК купил, – рассказывала одна из женщин. – Я всё думала: зачем энергетикам риелторы? Они нас объявили региональным офисом, перестроили, половину сотрудников в шахтёры перевели. Представляешь, люди с высшим образованием, некоторые – с двумя. И – в шахтёры.

– У нас и доктора наук в забой ходят, – прокомментировал кто-то.

– К зиме на одной из шахт обвал был. Много людей засыпало. В том числе и наших. Случай замяли, сказали, это у них обычное дело. А кто выступать пробовал – уволили.

– А ты что?

– А я что, дура, что ли, на рожон лезть? Справедливостью сыт не будешь. А платят в ЦЭКе неплохо. Но потом в январе брат мой погиб. Его на шахте в бригаду взрывателей определили. Сунули динамит в шахту, а тот не взрывается. Вот и послали его проверять. Пока лез, динамит сработал. Даже хоронить нечего.

Все немного помолчали.

– А дальше что?

– А ничего, – женщина смахнула слёзы с красивой щеки. – Напросилась с тамошним бригадиром в сауну. В той сауне его и утопила. Через неделю уже с вами на шоу по клеткам бегала.

Им достались поля. Поля и поля. Ровные, зелёные, с белыми цветами. Как показали испытания, невкусными цветами. Небо и земля. А где-то впереди – горы.

Тот, кто назвал себя Санмартином, всё больше то ли обдумывал предстоящее будущее, то ли просто уши грел в незнакомой компании.

– А вы чего молчите, господин Санмартин? Или как к вам обращаться? Товарищ? Команданте? – женщина, утопившая бригадира, разглядывала его с явным интересом.

– Обращайся, как хочешь, хоть «мой генерал», – ответил Санмартин. – Надо будет – сам позову.

– Вы у нас теперь главный?

– Да.

Девушке стало ещё интересней. Меж тем они начали взбираться на холм. Степь перестала быть такой гладкой.

– Вот вы, говорят, чиновник большой. В прошлом, – женщина постаралась произнести это без обид и наездов.

– Не исключено.

– Вот вы мне объясните тогда, что это за правосудие такое, что жизнь одних – это галочка в статистике, а жизнь других – это целый дар, и за лишение этого дара – и в тюрьмы, и к стенке? – Санмартину аж самому понравилась точность её формулировки. – Может, я что-то сделала не так, а, мой генерал?

Он подал ей руку. Они взобрались на вершину холма. Вид открывался красивый: ещё несколько холмов, пролесков и оврагов.

– Значит так. Разобьёмся на пары. Выдвинемся веером. Дистанция прохождения – две тысячи шагов. Отшагали – и назад. Заглядывать во все дырки и закоулки. Ясно? Выполнять!

Отряд начал расходиться. Санмартин посмотрел сначала на уходящих, а затем вдаль. Затем на женщину, которая почему-то осталась с ним.

– Я не знаю, правильно ты поступила или нет. Но в любом случае ты знала, на что шла. Так что нечего из себя тут несчастную жертву корчить. А по поводу морали – это ты к тому Милану иди. У него умных слов, похоже, много. И на тебя хватит.

Женщина молчала.

– А сейчас бегом за мной. Бодрячком!

– Эй, я тебя знаю! – босниец Самир кричал достаточно громко, чтобы горец, ведущий их отряд, обернулся. И горец обернулся. Обернулся, сверкнул глазами и даже подбросил кинжал в руке. Но Самир не испугался, а если и испугался, то не подал виду. – Тебя показывали в новостях. Ты завалил какую-то шишку из ЦЭКа.

– Вспомнишь – скажешь, – отвернулся горец, и они двинулись дальше.

Та лесная сторона, куда ушёл их отряд, казалась худшим из вариантов. Пролески сменялись полями. Поля – снова пролесками. И ничего, что хотя бы отдалённо напоминало съестное. Разве только бабочки да несколько птиц. Геворг, а именно так звали могучего армянина, несмотря на свой крутой нрав, любил птиц и не собирался разорять их гнёзда. Хотя голод – не тётка.