«В одном и том же платке летом, весной, зимой…»
В одном и том же платке летом, весной, зимой.
Я, говорит, ваш путь, а вы не следуете за мной,
катит коробку, внутри – возня,
я, говорит, ваш учитель, а вы не слушаете меня,
показывает фотографии, мол, кошачий приют
нуждается в помощи. Многие подают.
Иногда открывает крышку, а там, на дне,
четыре котенка в штопаной простыне,
обвязанные ленточками вокруг груди,
чтобы не сбежали. Она останавливается посреди
вагона, говорит, я – истина, я – народ,
движется по проходу назад-вперед.
Она и сама привязана к электричке ленточкой из сукна,
словно котенок, живет в коробке, где тишина,
упоение и нет желаний уже давно:
я – путь, я – истина, здравствуй дно;
легкая, будто сбросила страшный гнет,
перережешь ленточку, кажется, упорхнет.
«На окне засыхает фиалка…»
На окне засыхает фиалка,
на плите выкипает вода,
чайных чашек немытая свалка,
полотенца в четыре ряда.
Льётся день, колыхаясь, сквозь шторы,
а чуть наискось, сквозь провода,
виден дворик жилищной конторы,
и старуха заходит туда.
Прохудилась на форточке сетка,
под карнизом осунулся крюк…
Почему ты не слушаешь, детка,
я о Боге с тобой говорю.
«Придешь на кухню, кофе сваришь…»
Придешь на кухню, кофе сваришь,
поправишь штору на окне,
и разглядишь лягушку в мари
болотной, собранной на дне.
Положишь ложечку на блюдце
и начинаешь ворожить —
идет эпоха революций
и снег над городом кружит,
и дверь соседки, той, что справа,
тем громче хлопает всегда,
чем ярче вспыхивают травы
под коркой утреннего льда.
Молоко для девочек
1
Тане
День ушёл. Погасли лица.
Изнывает бытиё.
Дочь у зеркала кружится —
отражение моё.
Этот хлястик – безделушка,
не прислуживай тряпью,
выпьем, детка, где же кружка,
молока тебе налью.
Ни тоски, ни грёз, ни жажды.
Ночь на подступах. Отбой.
Всё закончится однажды,
не печалься, Бог с тобой.
2
Лизе
Лампа ночника.
Света колея.
Хочешь молока,
девочка моя?
Глиняный сосуд
низок и широк,
в молоке живут
кальций и белок.
Пей его, тянись,
тяжелей в кости,
небо – это высь,
есть куда расти.
«Олег просыпается. В офис идет с утра…»
Олег просыпается. В офис идет с утра.
Начальник у него – ретроград, любит Аббу и Баккара,
вот и включает, согнав в кабинет свой маленький коллектив,
настраивает работников на удачу и позитив.
Все танцуют: Беляков, Анисимов, его жена,
и Олег танцует, удача ему, как и другим, нужна.
Олег не химик, не менеджер, не пилот —
он книги «Русская кухня» желающим продает.
Он не церемонится, его миссия – чистый нал,
Олег выходит из офиса безупречен, приятен, нагл,
мерцая нимбом, шагает посуху, как по воде,
заходит в морги, отделения милиции, парикмахерские и т. д.,
таскает книги с упоением, как верблюд
(там есть советы, как одновременно готовить несколько блюд),
его пути позавидовал бы Лао Цзы.
Книги покупают полковники женам, молодые парикмахерши и вдовцы.
«То расхаживаешь вдоль линии спирали…»
То расхаживаешь вдоль
линии спирали,
то играешь чью-то роль
в скучном сериале.
Сердце – гнущийся металл,
полукруглый обод,
но о том ли ты мечтал,
нежный биоробот?
Помнишь первый свой сигнал
в инженерном зале?
Провод врач перерезал,
датчики мерцали.
Кокон нежно-голубой,
лазерные шлемы —
загрузили нас с тобой
в разные системы.
Нам вручили по судьбе,
не открыли смысла,
я скучаю по тебе,
составляю письма.
Что сказать тебе? Живу
вроде так, как надо —
вот, купила к рождеству
новую помаду.
Веселюсь, умею петь,
посещаю танцы.
Как еще перетерпеть
время имитаций?
Затоскуешь, прилетай,
разопьем винишко.
Но Донцову не читай!
Пагубная книжка.
«Автомобиль сигналит…»
Автомобиль сигналит. Слышатся звуки рэпа,
как из консервной банки, в которой взбесилась рыба.
Сверху простое небо из голубого крепа