Сах-не-то долго и печально смотрела на одинокий бастион.

– Как хорошо я помню, – сказала она, – как мы с отцом и матерью приходили в этот форт торговать. Когда наступала весна и лошади набирались сил, наевшись свежей зелёной травы, целый лагерь собирался здесь, чтобы обменять добытые зимой шкуры и меха. Независимо от того, насколько велико было расстояние от реки Красного Оленя на севере, возможно, от Йеллоустона, или от подножия Скалистых гор, или от какого-нибудь места далеко вниз по реке, мы всегда приезжали сюда ранней весной. Когда люди из форта видели, что мы спускаемся с холмов в долину, они поднимали большой флаг и стреляли из пушки, чтобы поприветствовать нас. В те дни нас было много, и когда мы двигались, люди ехали верхом, а лошади, которые тянули волокуши и вигвамные шесты, тянулись по равнинам широкой темной полосой длиной в несколько миль. Когда мы приближались к форту, впереди ехали великие вожди, гордые воины, одетые в свои военные наряды. И когда поднимался флаг и гремел пушечный залп, они стреляли из своих ружей и бросались к воротам, распевая песню радости и дружбы.

Затем выходил великий белый вождь, пожимал им руки и приглашал их войти, чтобы попировать, покурить и рассказать о том, что они пережили зимой. И пока они сидели в комнате с великим белым вождем, отряд за отрядом торопливо спускались с холма, женщины кричали и нахлестывали лошадей, шесты для вигвамов гремели и лязгали, волокуши подпрыгивали, когда их поспешно тащили вперед. А потом один за другим, по двое, по трое и по пятеро на равнине у реки начинали ставить вигвамы, разводить костры, и вскоре сотни столбов дыма поднимались к облакам.

Когда пир и беседа заканчивались, вожди расходились по вигвамам, и каждый приносил с собой какой-нибудь подарок. Мой отец всегда приносил мне что-нибудь со стола белого, а я высматривала его и бежала ему навстречу. Иногда он приносил мне сухарик, иногда кусок сахара, и, взяв их у него, я убегала в наш вигвам и показывала маме то, что он мне дал. В те дни такие мелочи очень ценились, особенно детьми; только раз или два в год они становились счастливыми обладателями галеты или кусочка коричневого сахара. Но нет, мы никогда не были голодны. в вигваме всегда было мясо – мясо бизона, вапити, оленя и антилопы; и у нас были ягоды, много, разных видов, сушёные на зиму.

Далее мы проехали мимо форта и спустились по отмели Шонкин к устью одноименного ручья, который берет начало в горах Хайвуд на юге. Больше это не ручей. Когда-то это был большой ручей с чистой горной водой. В его прозрачных глубинах водились стаи форели, а бобры перекрывали его своими плотинами. Затем пришел белый человек и использовал эту воду для орошения обширных участков бесплодной равнины, так что теперь по старому руслу не течет ничего, кроме небольшого количества коричневой щелочной воды. Форель мертва, бобры исчезли и никогда не вернутся.

Чуть дальше мы миновали «Гроскондунез». Здесь река Тетон делает изгиб к югу, в крайней точке которого она отделяется от Миссури только узким, острым и высоким хребтом. Вдоль его вершины проходит старая индейская тропа, которая ведет от форта к устью Мариас. Именно здесь в 1865 году вождь племени пиеганов Маленький Пёс встретил свою смерть, убитый своими же соплеменниками.

В то время пиеганы были непримиримыми врагами белых. Они приходили в форт, заявляя о мире, и обменивали свои шкуры, но отряды их воинов в любое время года отправлялись в путь, даже иногда далеко на юг, по Калифорнийской сухопутной тропе, в поисках скальпов и добычи. Из всего племени только Маленький Пёс был другом белого человека и всеми доступными ему средствами старался поддерживать мир со своим народом, даже застрелил одного или двух самых упрямых и кровожадных. Он был особым любимцем управляющего Американской меховой компании майора [Эндрю] Доусона, который время от времени дарил ему много ценных подарков и часто отправлял его вниз по Миссури на лодках компании, чтобы он мог увидеть мир. Его воины боялись его, потому что он правил ими железной рукой, и они завидовали милостям, которые ему оказывают. Ни у кого не было такого прекрасного оружия, таких ярких одеял, таких замечательных сёдел и уздечек, как у него.