То, что их занятие совсем не ложно, хорошо показывает, говоря о Платоне, С. Л. Франк: «Основная мысль Платона неопровержима: так как наши общие понятия, поскольку они истинны, имеют объективное содержание, то, следовательно, кроме единичных вещей, есть и бытие общее (идеальное или бытие идей)»^>97. А Лев Шестов Платона понимал по-своему: его вдруг озарил «солнечный» (как бы откровенный) свет иного мира, мира вечных идей.

И сам философ связывал истину с озарением, а точнее с «божественным наитием (θεία άλη)» (Кратил 421 b)^>98. То есть этимологическая интуиция Платона открывает άλήθεια (истину) как «наитие божественное», особенно необходимое, когда складывается парадигма учения, или главная идея, из которой конструируются другие идеи, чувственный мир. Наитие Платон получил мощное и подлинное – оно повлияло на феноменологию, трансцендентализм Канта, диалектическую логику, математику и многое другое. А. Ф. Лосев определяет метод мыслителя как «феноменолого-трансцендентально-диалектический»^>99.

Но вернемся к философам Платона. Их мир, как правило, – не придуман, не ущербен (хотя большие и малые ошибки – скорее норма в философии), а мир «самого важного» и, конечно, реального. Этот мир, например у Платона, чаще всего разрознен и противоречив, и к тому же многозначен, даже в своих основаниях, таких как понятие «идея». Платон не скрывал своих сомнений, неуверенности и слабости в вопросах, тяжелых усилий понять предмет. Его путь к истине оказывался даже беспомощным, безрезультативным^>100.

Но острейший критицизм и диалектика влекли его туда, где возникали и, в божественном порыве, неслись вещи, где его душа могла стоять и «стоит (ίστησιζ) подле (έπί) вещей» (Кратил 437 a), «не отставая от них и их не опережая» (Кратил 412 a)^>101. То есть точно и конкретно схватывая (Платон говорит «захватывая») суть данных вещей в данном пространственно-временном интервале. Так философ приближался к истине, к сути познания и знания (έπιστήμη). Мудрость, или София (σοφία), которую боготворил философ, – это «захватывание… такого порыва (выделено нами. – В.К.), поскольку все сущее как бы несется» (Кратил 412 bc)^>102.

Мудрое знание, как следует из его ранних диалогов, не поспешно и не оторвано от самопознания. Оно не изолировано и от справедливости, нравственности и благочестия философа. У русских славянофилов такое знание было признано наилучшим и получило имя «живого знания».

Это мудрое знание Платона не чуждо частичным и случайным истинам вещей (как бы вторичному знанию), но устремлено главным образом к первичному знанию — предельно обобщенному и вневременному. Аналогично, но, разумеется, по-своему, высказывались и святые отцы: «Иное есть знание дел (деятельное благоразумие), и иное – познание истины. Сколько солнце превосходнее луны, столько последнее полезнее первого»^>103.

Первичное знание Платона, например, в ранних диалогах – это идея прекрасного сама по себе; идея благочестивого, как такового, как образец любой благочестивости. Идея Платона – субстанциально-данная, порождающая модель – как явлений, так и всего космоса.

Мудрое знание связано, главным образом, с божественной частью души, позволяющей познавать и разуметь. Но более полно и конкретизировано можно раскрыть его платонический смысл только тогда, когда прояснится система его (мудрого знания) составляющих– это анамнезис, софросина, собственно знание, мудрость и влияние даймония.

Анамнезис Платона означает, что вечно рождающаяся и везде побывавшая (и здесь, и в Аиде) душа человека имеет верные мнения о том, что человек как бы не знает. Но, созерцая нечто земное, он вдруг может, с неописуемым восторгом, вспомнить о его первообразе, идее. Эта потенциальность духа человека, эта таинственная энергия души позволяет говорить об особом, платоническом понимании сущности творчества – «творчестве из ничего» (об этом писали и русские философы Л. И. Шестов, Н. А. Бердяев). Человеку нужно только не уставать и мужественно искать, спрашивая самого себя. Так, стремясь к неведомому, он не только находит точное и устойчивое знание, но и становится лучше, мужественнее и деятельнее тех, которые полагают, что неизвестное не найти, да и искать его не нужно. Годы его жизни самовыявляются и выводят на свет эту душевную потенциальность. Как пишет Н. Я. Грот, есть потенции «