Когда Дариласа только узнала о приезде короля, взметнулись уже полузабытые опасения. Не обида на короля-отца, который так и не стал отцом. Нет, для того чтобы испытывать обиду, Дариласа слишком равнодушно к нему относилась. К ней пришёл именно страх. Разумом она понимала, что уже никогда не станет частью королевской семьи, но страх продолжал держать её в напряжении. Приказ наагашейда не показывать зверя ещё больше раззадорил этот страх. Она раз за разом повторяла себе, что даже если король узнает правду о ней, то не вернёт назад. Она слишком крепко вросла в землю нагов. Дариласа сомневалась, она до последней минуты сомневалась, стоит ли вообще идти на приём. Но её ждали. Одна мысль, что придётся сидеть за столом и старательно скрывать… опять скрывать!.. своего зверя, заставляла её трястись, а кошку — недовольно рычать.

Решение Дариласа приняла спонтанно. Она всё оттягивала сборы на приём, отчаянно не желая туда идти. А потом пришла простая по своей сути мысль: откройся. Дядя всегда говорил, что от своих страхов не нужно убегать. Она же позволяла себе иногда пренебрегать его советом. Страхам нужно смотреть в лицо. Чем дольше смотришь, тем обычнее и привычнее становится это «лицо». В конце концов оно перестаёт быть страшным. Тайны причиняют беспокойство. Пора уже раскрыть их. Она не желает мучиться ими всю свою жизнь.

Правда, Дариласа не планировала оборачиваться в человека. Это решение тоже пришло спонтанно. Раз у неё сегодня день откровенности, то почему бы не раскрыть и свою последнюю тайну? Тем более необходимость в ней уже давно отпала. Произнося свою короткую речь, Дариласа испытала неописуемое удовольствие и от удивления повелителя, и от скрытого смысла сказанных слов. «Не смей возвращать меня!» Возвращать… Словно она принадлежит ему. Хотя это и не так.

Сейчас на губах Дариласы играла яркая и широкая улыбка, а грудь распирало ощущение лёгкости. У неё больше нет тайн, она и её мысли свободны от них. Теперь она может жить дальше, не стараясь что-то скрыть. От осознания этого хотелось смеяться в голос и танцевать. Жизнь вдруг заиграла яркими красками…

— Тейс, стой! — раздался яростный рык позади.

Сердце испуганно трепыхнулось в груди, и Дариласа споткнулась. Ссадаши обеспокоенно обернулся.

— Ой-ой, — вырвалось у него. — Кто-то очень злой. Госпожа, не советую останавливаться. Хотя… он всё равно догонит.

Дариласа рискнула посмотреть, и её сердечко упорхнуло куда-то в желудок. Наагашейд стремительно нагонял их, лицо сосредоточенное, злое, хвост ужасающе быстро извивается по полу. Испуганный писк удалось задавить только волевым усилием. Но, похоже, воли оставалось мало, так как, подавив крик, Дариласа обнаружила, что не может сдвинуться с места. Ссадаши геройски выполз вперёд, закрывая её собой.

— С дороги, мальчишка! — Дейширолеш смёл Ссадаши в сторону хвостом и замер рядом с Дариласой, тяжело дыша.

Он пристально смотрел на её лицо, до сих пор потрясённый. Да и злым-то он в принципе не был. Ошеломлён, шокирован, на лице ярко отражалось неверие. Дейширолеш схватил Дариласу за плечи и, оторвав от пола, поднял на уровень своих глаз.

— Скажи! — жадно потребовал он.

Дариласа удивлённо хлопнула глазами. Она ожидала не этого. Вспышки ярости, обвинений и упрёков, но не этого.

— Скажи мне! — опять потребовал он.

Девушка непонимающе посмотрела на него. Что сказать?

Дейш подался вперёд и прижался лбом к её лбу, глядя прямо в глаза.

— Я хочу слышать, — прошептал он.

Губы Дариласы разомкнулись, и она произнесла первое, что пришло в голову:

— Пусти…

Вышло почти беззвучно, но хвост наагашейда возбуждённо метнулся из стороны в сторону, чуть не зашибив Ссадаши. Глаза его вспыхнули ещё ярче.