Иван кивнул.
Казаки забросали его вопросами. Стараясь не смотреть на обнажённых татарок, терзаемых сечевиками, он коротко рассказал о событиях прошедшей ночи. Старые запорожцы внимательно слушали его, покачивая бритыми головами.
– Да, жалко хлопцев Данилы, особливо Летяги! Задумчиво протянул Кулага, набивая чубук люльки. – И ты молодец казаче, герой прямо…
Остальные казаки, пыхтя трубками, глядели на парня с уважением.
Иван опустил голову. Вот к чему, а к похвалам, да ещё от столь серьёзных людей, как старые запорожцы, он не привык. Сечевики, как правило, слов на ветер не бросают, и их доброе слово дорогого стоит…
Славко вложил саблю в ножны и нехотя поднялся:
– Хорош хлопцы зады греть! Собираться и в порт, живо! Чует моя душа, что уходить надо…
Хорунжие, кряхтя, повставали и направились к своим сотням. Гулко ухнув большой турецкий барабан-тамбур, призывая сечевиков к сбору. Оживление началось на площади. Застёгивая завязки шаровар, казаки нехотя покидали плачущих женщин. Щёлкнули кнуты и татарские повозки, гружённые добычей, медленно покатились в порт. Сечевики, шедшие в бой, согласно казацким обычаям в самой простой одежде – можно сказать в тряпье, теперь преобразились. Свёрнутые в трубку ковры, тюки дорогих тканей, богатые татарские и турецкие халаты – каждый казак был увешан добычей с ног до головы. Хохот, весёлые шутки сопровождали победное шествие полтавцев к гавани.
Радостного настроения запорожцев не омрачала даже то, что почти все они были ранены, что погибло почти половина куреня и что многие их товарищи остались на всю жизнь калеками. Смерть была неизбежным спутником жизни казака и запорожцы её приход воспринимали спокойно. Главное – дали они доброго чёса проклятым басурманам и взяли изрядную добычу! Ради сего стоило рисковать головой молодецкой…
Глава 21
Дальше в городе картины грабежа и насилий повторялись, как и на центральной площади. Казаки других куреней врывались в дома, взламывали лавки купцов и ремесленников, выметая всё подчистую. Татарки, турчанки и вообще все мусульманские женщины, кроме древних старух, подвергались массовому изнасилованию. Стоны, крики и вопли стояли над поверженным городом. Сечевики безжалостно убивали хозяев – тех, кто-либо вздумал сопротивляться, либо просто не понравился. Десятки зарубленных трупов гаражан встречались казакам Славки на пути их следования в порт.
– Свирепствуют хлопцы, душу отводят. – Вздохнул обозный Задрыга, переступая через очередное посечённое саблями тело в татарском халате, валявшееся на дороге. – Но уразуметь их можно! Сколь басурмане крови на наших землях пролили, один Господь ведает…
Иван, шагая рядом с ним, мрачно посматривал по сторонам. Перед взором юноши вставали страшные картины пути в Крым, зарубленные полонённые люди по обочинам Чёрного шляха. Око за око, зуб за зуб…
Дикий вопль, раздавшийся из ближайшего дома, заставил вздрогнуть даже видавших виды старых сечевиков. Через распахнутые ворота выкатились под ноги казака две маленькие детские головки. Следом, волоча за волосы визжащую девушку в разорванном платье, появился кряжистый смуглый казак. Швырнув юную татарку лицом в пыль, казак оскалившись, взмахнул саблей. Голова мигом слетела с узких плеч девушки, кровь брызнула фонтаном…
Поражённый, Иван с ужасом уставился на сечевика. Кажется, всего уже насмотрелся, ко всему привык! Но это…
Растрёпанная женщина рыдая, выскочила на улицу и упала на колени над срубленными детскими головами. Рвя на себе волосы, она воя сидела на земле, качаясь из стороны в стороны. Кряжистый казак, опустив окровавленную саблю, смотрел на неё некоторое время мутными глазами. Затем шагнул вперёд. Пронзённая на сквозь, женщина повалилась на землю, протянув руки к головкам сыновей…