– Чего стал! А ну двигай скорише! – рявкнул с другой стороны Резун, продолжая заклёпывать пушки.

Иван бросился к следующему орудию и одним взмахом вогнал в его сердцевину свинцовое жало.

– Эй, Мурат! Что там у вас происхо… – турецкий офицер появился из входа башни.

Вздрогнув, Иван выпустил молоток из руки. С грохотом тот ударился о бронзовый ствол и слетел на пол. Договорить турок не успел, мелькнув в воздухе, нож вонзился ему в горло.

– Чего рот разинул?! Хватай молоток, живо! – крикнул пластун, опуская руку.

Иван смотрел на упавшее тело с торчащим их шеи кинжалом, затем сглотнул комок в горле и вновь принялся за работу. Снова застучали молотки об орудия, но ненадолго – снизу загремели сапоги бегущих людей. Свет факелов озарил кирпичные своды входа, и четыре турецких воина выскочили на бастион. Резун, отбросив молоток, выхватил из-за пояса ещё два кинжала и разом – с обеих рук метнул их. Первый воин, схватившись за грудь, без звука рухнул навзничь. Второму кинжал вонзился в плечо.

– Тревога! Казаки! – заверещал стражник, прижав ладонь к кровоточащей ране. Турки схватились за сабли и, вопя, бросились на Резуна. Где-то в глубине крепости дико забыл боевой рог. Шум голосов и звон оружия заполнил всю спящую до этого каменную громадину.

– Иван! Беги к верёвке, я сдержу этих! – прохрипел, не оборачиваясь, казак. Кривой ятаган появился у него в руке. Молниями сверкнули клинки, скрестившись в воздухе. Старый пластун, прижавшись к орудийному лафету, отчаянно отбивался от двоих подскочивших к нему турок. Третий не взирая на рану в плече, обходил казака с боку.

Подбежав к зубцу, на котором висела верёвка, Иван вдруг вспомнил, что тоже вооружён. Выхватив свой индийский кинжал, и судорожно сжимая его в руке, он смотрел на сражающегося запорожца, не зная, как тому помочь.

Со звоном отбив вражеский клинок, Резун неуловимым движением полоснул турка ятаганом по шее. И одновременно хлестанул наружной стороной ступни по голове второго воина. Потеряв чалму, турок отлетел к пушке и с грохотом перевалился через неё. Первый воин, сжимая ладонью рассечённое горло, опустился на колени. Тёмные струи крови быстро заливали его железную кольчугу.

Резун обернулся к третьему противнику, но поднять ятаган не успел – тот уже занёс над ним широкую турецкую саблю. Индийский кинжал, прорезав воздух, ударил воина в спину. Кривой клинок замер над головой казака – выгнувшись турок широко разинул в крике рот. Блеснул ятаган и пронзённый насквозь турецкий воин рухнул на бастион.

Вырвав из его тела кинжал, пластун подбежал к юноше:

– Молодчина, хлопче! Держи своё оружие, пора убираться отсель, пока не поздно! Сколько пушек заклепал?

– Ну, десять вроде… нет, двенадцать, точно двенадцать, дядько! – задыхаясь, прокричал Иван, не отрывая глаз от первого убитого им человека.

– Да ты спокоен будь, козаче! Сие токмо басурман проклятый… Я сделал шестнадцать. И это не погано! А теперь давай за стену!

На бастион высыпали сразу человек тридцать турок. Сбитый ударом ноги казака стражник выскочил из-за пушки и заорал, тыкая саблей на людей у восточной стены. Воины вопя, кинулись к убегающим. Турецкие пушкари уже бросились к орудиям и начали заряжать их.

Перекинувшись через стену, Иван схватился за верёвку и скользнул вниз. Резун спускался за ним.

Скорише, хлопче, скорише! – прохрипел пластун, быстро перебирая верёвку руками. Его большие сапоги уже тыкались о голову парня.

Иван заскользил вниз, обжигая ладони. И скоро ноги его коснулись влажных от прибоя скал. Вверху, над зубцами стен, замаячили турецкие чалмы, во всю неслись ругательства. Сверкнула сабля и обрубленная верёвка змеёй сорвалась со стены.