И он весело расхохотался, при этом внимательно глядя на доктора щелочками глаз из-за маленьких стекол очков.

– Давайте ближе к делу, директор, – утомленно проговорил Шаломбери и подминул Гейзенбергу.

Гринев пригласил доктора сесть, тот удобно устроился в кресле и поинтересовался:

– Так чем же я буду заниматься?

Гринев и Хойк переглянулись. Павел взглянул доктору прямо в глаза и сказал:

– Вам нужно написать моральный кодекс.

Доктор переводил взгляд с одного лица на другое.

– Дайте угадать, для искусственного разума?

Директор Хойк кивнул, но Павел сказал:

– Не совсем так.

Они снова переглянулись и директор, активно жестикулируя, стал объяснять:

– Представьте себе, что некий… некое… ну, скажем существо похожее на человека, но человеком не являющееся, своего рода машина, робот, но не совсем в том смысле, в котором вы привыкли это понимать, так вот, это существо получает свободу действовать. – Тут директор поймал на себе грозный взгляд Павла, запнулся и шепотом сказал: – послушай, он должен знать такие вещи, как он будет работать? Так вот, – продолжил он, обращаясь вновь к доктору, – оно, это существо, получит свободу действовать. И ваша задача написать для него своего рода этическую модель поведения, которая будет мотивировать его, так скажем, к хорошему поведению. Повторюсь, это не должна быть программа, это будет лишь кодекс, совсем как у человека.

Из всего этого доктор понял одно и тут же выпалил свои соображения:

– Иными словами, вы здесь собираетесь дать свободу искусственному интеллекту? Это запрещено законом!

Директор горестно вздохнул. Павел посмотрел на него взглядом: «я тебя предупреждал», встал и отошёл к окну.

– Это не искусственный интеллект, доктор, – сказал он, не оглядываясь. – Это машина. Умная машина. Она получит свободу, это так. Но это всего лишь эксперимент. Мы хотим понаблюдать и сделать выводы. У машины будет разум и свободная воля. И моральный кодекс. Задача эксперимента – выяснить, как она будет поступать, как распорядиться этой свободой. У нее не будет никаких программ, но будет опыт. Это не искусственный интеллект в традиционном понимании. Это не робот с самосознанием. Это не мыслящая машина. Это нечто, чему мы и сами пока не придумали названия.

Павел прошёл к столу и остановился, сунув руки в карманы и глядя на доктора сверху вниз.

– Поймите, рано или поздно настанет день, когда машины начнут управлять людьми. "Пластмассовый бог" – это не расхожая байка. Ее придумали китайцы, но как и в любой сказке, в мифе, в ней есть зерно правды. Это зерно в том, что робот-правитель однажды выйдет на сцену. Но кто выведет его? Вот главный вопрос. Машины сегодня применяются всюду, они все сложнее и сложнее, они способны вести философские беседы о смысле жизни, они скоро будут решать задачи, которые человечество решить не способно! Наш эксперимент служит именно этой цели – убить страх перед машинами, научить людей доверять роботам целиком и полностью. Задача как раз для вас, не так ли? Вы ведь до дрожи боитесь умных машин и свято убеждены, что как только робот научиться ставить цели и решать сложные задачи он неминуемо взбунтуется. Мы хотим, чтобы результатом эксперимента стала возможность дать машинам свободный разум. – И он шутливо добавил, усмехнувшись: – Поможете нам?

Доктор Гейзенберг уже давно сидел неподвижно, не в состоянии шевельнуться. Да, у него была фобия, страх перед искусственным умом, эта болезнь осталась незамеченной никем. Он боялся умных машин, до холодного пота, до дрожи в коленках и в своё время он решил, что положит конец всем работам по развитию искусственного разума. Но ему, конечно, не дали этого сделать. После памятного доклада, в котором он говорил об угрозах и рисках, воротилы бизнеса погнали его из науки поганой метлой. И вот ему дают шанс вернуться, да ещё, можно сказать, окунают в самый эпицентр событий.