Джон теплил себя надеждой, что когда-нибудь у него будет шанс сказать Джилл о самом главном – о своих чувствах. О настоящих чувствах. Нужен был только знак, только один намёк, что он ей тоже небезразличен, и тогда он точно решился бы.
– Что сегодня репетируем? – Джиллиан, как всегда, в срок появилась в их тайном месте.
– Так, посмотрим, до чего мы там добрались. Так, так, так… Сейчас, погоди секундочку, – Джон неуклюже перелистывал страницы сценария. – Так, ага, нашёл, – он пробежал глазами по странице, – сегодня мы подошли к кульминации.
– Оу, кульминация – самое эмоциональное место в истории. Сегодня потребуется много сил, – пошутила Джилл.
– Да, но больше от меня, чем от тебя, так как это признание.
– Сегодня Энтони, наконец-то, решит сказать Элен о своих чувствах? – игриво хихикала Джилл.
– Да, и, надеюсь, у него это получится хорошо, – поддержал Джон её шутливое настроение. – Так, ну что, начнём?
– Да, давай, я готова.
– Так, тогда становись здесь. Повернись ко мне спиной. Вот так. И немного полубоком. Посматривай на меня, чтобы я видел, что ты меня слушаешь. После слов «я тебя люблю» ты должна как-то отреагировать, наверное, потому что эти три слова тут самые важные. Согласна?
– Да, согласна. Хорошо, я что-нибудь придумаю.
– Хорошо, тогда начинаем.
– Так, стоп, – остановила его Джиллиан, – до кульминации явно не дотягивает. Во-первых, ты должен сказать не «я тебя люблю», а «я люблю тебя» и сделать акцент на слове «люблю». Ты выражаешь свою любовь – ты должен как бы немного пропеть его. Должно быть очень звонко, чтобы эти очень важные в жизни любого человека слова, проникли в самую глубь. Понял?
– Понял.
– И… ты как-то… Ты немного зажат. Это же признание в любви! Выпусти себя! Чтобы эмоции взяли верх, чтобы больше ничего не имело значения.
– Да, хорошо, постараюсь. Извини, наверное, ещё не настроился как следует. Сейчас, погоди, – Джон отвернулся, начал потирать лицо и делать какие-то другие вещи, чтобы подготовить себя к предстоящей эмоциональной встряске.
– Представь, что я – твоя любовь, что без меня ты жить не можешь, что я – твоя единственная, твой идеал. Ты просто жаждешь меня, я – твой источник жизни и наслаждения, ты вожделеешь меня каждой клеточкой, – говорила ему Джиллиан, пытаясь помочь настроиться.
«Представить, что ты – моя любовь?» – подумал Джон. – «Да нет ничего проще. Я и так люблю тебя. А что если…» – и тут в голове Джона появилась просто безумная мысль. Он так долго искал подходящего момента, чтобы сказать Джиллиан о своих чувствах, и вот сами обстоятельства толкают его на это. «Более подходящего момента просто не придумать. Я признаюсь ей! Да, это будут другие слова, чужие, кем-то написанные, но говорить их буду я. Буду говорить от себя, от своего сердца. Может быть, она всё поймёт, а может, и нет – мне всё равно: я буду знать, что признался, что сказал ей то, что должен был, даже если ничего не будет и всё останется по-прежнему».
Джон повернулся и начал читать. На этот раз он не просто читал или играл – он пропускал через себя каждую фразу. Слова, давным-давно выученные наизусть, слетали с уст, словно ноты. Он пел, и это была прекрасная песня о любви, песня, какие обычно поют безнадёжные романтики по ночам возле окон возлюбленных в надежде, что те снизойдут до них, выглянут в окошко и отметят знаками внимания. Стоя полубоком, Джиллиан всеми фибрами ощущала энергию, которая шла от него. Мурашки бегали по спине, улавливая каждый звук, каждый вздох, каждое ударение. При словах «я люблю тебя» она невольно вздрогнула, как будто ударила молния: она так хотела их вновь услышать, но боялась.