Это уже тогда, когда во дворах Москвы и Ленинграда, волжских и урало-сибирских городов разгорались настоящие хоккейные страсти на настоящих площадках – естественно, уменьшенных размеров. А что же Ухта отставала? Видимо, не до того было нефтяникам и газовикам, их хозяйственникам, их начальникам. Носится детвора по мостовым, по которым машина раз в час проедет, ну и ладно. Был парк с настоящим катком; была секция, занимавшаяся на «коробке»; был, наконец, стадион – домашняя арена «Нефтяника».

На том, как продвигался Сережа Капустин в этом виде спорта, описанные подробности его хоккейного времяпрепровождения негативно не сказались. Скорее всего, только способствовали его росту.

О росте, кстати.

Несколько лет кряду он на уроках физкультуры становился ближе к концу шеренги. Зато за одно лето, по словам Игоря Капустина, вымахал аж на одиннадцать сантиметров! С теми, кто приближался к юношеству, подобное случалось. То ли это в седьмом классе случилось, то ли в восьмом. Не важно. А важно то, что превращение в рослого юного хоккеиста добавляло изрядную порцию баллов в актив Сережи Капустина, в его перспективы вырасти в грозного форварда… В тридцатилетнем советском левом крайнем нападающем Сергее Капустине зарубежные специалисты увидят «идеального хоккеиста», что, в частности, подразумевало оптимальные росто-весовые параметры.

Родители Капустина запечатлены на снимке, сделанном на улице Ухты, – красивая пара северян-тружеников в воскресный день либо в день праздничный. Снимок размещен в первой фототетради этой книги.

Родители подарили Сергею с Игорем жизнь. Вырастили сыновей порядочными людьми, которые подарили им внуков и внучек. А еще подарили родителям гордость за то, что прославляли фамилию: старший – на всю страну и на хоккейный мир, младший – в Союзе тоже был хорошо известен.

Игорь Капустин:

«Отец был начальником цеха КИП (контрольно-измерительных приборов) на ухтинской ТЭЦ. Пользовался уважением в городе, знали его. Мама работала в «Комиэнерго». Только должность не помню. Помню, что была ИТР, – инженерно-техническим работником трудилась, специальность имела.

Наша семья жила в хорошем кирпичном доме в трехкомнатной квартире. На первом этаже. Никаких металлических решеток, чтоб воры не забрались, не ставили; тогда это не принято было.

Отец – мягкий человек. Добрый. Разумный.

Мать тоже особо строгой к детям не была. Жизнерадостная. Энергичная.

Мать с отцом работали, имели квалификацию, были на хорошем счету. Мы с братом ни в чем не нуждались, были обуты, одеты, накормлены, но нас и не баловали. В доме было все необходимое, но без какого-то шика, выпендрежа обходились. Жили как и другие семьи в Ухте.

На то, чем нас мама потчевала, мы с братом и внимания не обращали. Досыта ели. Простая и здоровая горячая еда была в доме. Домой-то мы с Серегой забегали, чтобы перехватить что-нибудь, подкрепиться, – и обратно на мороз в хоккей играть. Такой «бермудский треугольник» получался у нас с братом: школа – стадион – дом. Дома мы мало времени находились.

У нас с братом каких-то любимых блюд не было. Единственное – мать следила, чтобы мы разогревали то, что она сготовила. Чтобы горячее ели – полезнее и сытнее, здоровее, что ли. Между прочим, в нашем детстве в ухтинских гастрономах запросто лежала икра красная и икра черная; помню, у продавщиц такие горки икры на плоских подносах были; цены не кусались, доступно это было. Как, наверное, и по всей стране.

Мы с братом росли в спокойной и благоприятной атмосфере. Родители нас лишний раз не дергали и не надоедали с указаниями, советами и тем более запретами. Не наказывали – в общем-то, не за что было; но и не поощряли, не хвалили – тоже, в общем-то, особых поводов мы не давали.