Гости расселись. Император и Императрица возглавили стол, за которым были Король Малуори и Королева Алри, Шармалия, Араи Арбель и Фэль, три советника Фиделя – Вилеон, Амиль и Лолиэл, трайд Марион, констат Тасури, энод-арон Джанулория, Юл-Кан и Дели.

По левую руку от нее сел Арбель, по правую – Главный Арон Шармалия.

За столами стоял неумолчный гул голосов, восхищающихся убранством Дворца, Деллафией и роскошными яствами, раздавался смех, звучала негромкая деллафийская музыка, проникающая в самую душу, поднимающая настроение в заоблачные высоты. Отзвучали поздравительные речи, гости благодарили хозяев, не скупясь на красивые слова, и пир начался.

Напротив, Дели сидел Марион, а с двух сторон от него – Юл-Кан и Джанулория. Тасури был около Короля Малуори. Девушка взглянула на трайда. Офицер был в своей неизменной черной с серебром форме, с сияющим болис, артом36 на груди. На шее его красовался красный эма из ароалов, в котором он явно чувствовал себя очень глупо. И весь его вид выражал крайнюю неловкость и дискомфорт от всего происходящего, хотя офицер всеми силами старался казаться беспечным и непринужденным, как и все остальные гости. Перехватив взгляд Дели, он слабо улыбнулся, но сейчас же отвел глаза, повернувшись к огромному ихлаку.

Юл-Кан же представлял неутихающий интерес всех присутствующих. Еще по прибытии с родного Камарлена в космопорт Орфиса, едва ступив на землю Деллафии, бедняга подвергся бешеному натиску репортеров и журналистов не только из Орфиса, но и из Эссиадана и Фальрона, которые испугали бесстрашного вождя шквалом вопросов, яркими слепящими вспышками. Отделаться от них удалось с большим трудом при помощи патрулей ДОБ. Но уже на следующий день физиономии Мариона, Тасури, Джанулории, Юл-Кана, и даже Дели и Эрго мелькали на центральных каналах всех видеомодулей. И, если офицеры и девушка с пиратом не вызвали особого интереса, то мощная фигура ихлака с необычной внешностью и с внушительным мечом на поясе стала объектом всеобщего внимания, несмотря даже на то, что офицеры всячески оберегали камарленца от назойливых, излишне любопытных глаз.

Но Юл-Кана и пугала и притягивала эта совершенно другая непонятная жизнь, и он, словно ребенок, жадно впитывал в себя все, что его окружало, как губка. Императору пришелся по нраву этот открытый добродушный гигант, и он даже пригласил его на праздник Цветов. Ихлак так рвался на торжество, что офицеры, в конце концов, согласились пойти вместе с ним. Марион же отказался идти наотрез, но Юл-Кан заявил, что никуда не пойдет без него, и трайду пришлось сдаться, чтобы не огорчать старого друга.

Увидев же императорский Дворец, множество гостей, ихлак был поражен до глубины души. Он сразу растерялся, чувствуя себя маленькой пылинкой в этих необъятных залах среди толп людей, которые с нескрываемым любопытством глазели на великана, могучее тело коего было прикрыто лишь куском ткани, обернутой вокруг бедер, да пустыми ножнами. Его огромные глаза перескакивали с живописных стен на невиданные цветы, с лица на лицо, и все это, навалившись на него, словно Большая Вода, заставляло его жаться поближе к офицерам. Он ошеломленно молчал и только бросал на Мариона отчаянные взгляды. А, увидев империту – Шалкай – в ее легчайшем голубом платье, совершенно другую и незнакомую, не решился даже подойти к ней, хотя страстно хотел увидеть ее.

Теперь же ихлак сидел среди почетных гостей, обвешанный разноцветными эма, ловя на себе множество интересующихся взглядов, и с благоговейным ужасом смотрел на ломящийся от еды стол. Ему и в голову не приходило, что ЭТО можно и нужно есть, пока не увидел, как ловко расправляются с пищей другие.