– И-э-э-х!!! – громко и яростно не-то вздохнул, не-то вскрикнул Джон и не в силах сдержать накопившихся эмоций, что есть силушки, грохнул здоровенным кулаком в тонкую пластиковую стену каюты.

Не особенно толстая пластиковая стена со своей противоположной стороны на мгновенье выгнулась пузырем. От получившегося шума проснулся обитатель соседней каюты, на беду всем землянам и ганикармийцам, проходившим трехдневный карантин на дежурной орбитальной станции, оказавшийся коренным жителем планеты Плева, и самое плохое – ее материка под названием Дикие Территории. Он обладал громадной физической силой и ему, как и Джону, в эти минуты тоже снился неприятный сон, правда, в несколько ином амплуа:

«… Будто бы он ловил очень вкусных опухолевых крабов в дождливую погоду из старого заброшенного колодца. Такое занятие считалось опасным даже в недождливую погоду – но в кошмарных снах всегда приходится добровольно шагать прямой дорогой в Ад. Житель Плевы с ужасом смотрел на маслянистую поверхность воды в позеленевшем от времени срубе колодца, где с нарочитой зловещей неподвижностью торчал поплавок его удочки. Наконец поверхность воды заколыхалась, и наружу полезло то, чего он подсознательно больше всего боялся – покрытая неприятным серо-бурым ворсом гигантская клешня малиновой голлиницы…». В этот момент Джон ударил кулаком в стенку, и житель Плевы проснулся, с облегчением переведя дух.

Он посмотрел на свои руки и увидел, что боевые когти на всех четырнадцати пальцах вышли из пазух. И прошло, по меньшей мере, три секунды, прежде чем плевянин сумел спрятать их обратно под рабочие маскировочные ногти.

«Однако – нервы! Я так могу провалить задание!» – невесело подумал он и испытал невольный приступ страха, смешанного с лютой злобой. К страху и злобе примешивалось чувство сильнейшего голода – этот плевянин всю свою жизнь просыпался голодным, поэтому ему каждую ночь под утро снились его любимые «жирные и нежные» опухолевые крабы.

Голодный житель Диких Территорий рывком поднялся на неправдоподобно мускулистые ноги, бросив задумчивый взгляд на разбудившую его пластиковую стенку каюты. Затем он принял душ, одел белоснежную свеженакрахмаленную рубашку, элегантный черный костюм, на свирепую морду с трудом натянул специальную обтягивающую маску, отдаленно делавшую его похожим на человека. Подошел к зеркалу, придирчиво осмотрел получившуюся внешность и почувствовал себя готовым к выполнению ответственного задания, порученного ему Верховным Кланом Истинных Акклебатиан.

Звали плевянина – Корлбли, и он являлся родным братом Боке. От страшного приступа голода голова у него, как и у каждого истинного акклебатианина соображала пока не совсем ясно, тем более что по плану до начала запланированной операции оставалось чуть более восьми часов, поэтому, прежде всего он решил спуститься в общий ресторанный зал Станции и, как следует там перекусить.

В обширном ресторанном зале было почти пустынно, если не считать двух людей в дальнем углу, хлебавших из больших фарфоровых тарелок стальными ложками дымящееся огненно-красное варево, которое, как ему было известно, называлось «борщом», и в пищу его употребляли исключительно земляне одной из самых могущественных наций Земли – некие «россияне». Голод, вместе с нетерпеливым урчанием в пустом желудке, продолжали усиливаться. Прекратив думать о «россиянах», о возможной цели их прибытия на Плеву, Корлбли занял место в противоположном, самом дальнем от инопланетиков углу зала. Выбранный им угол прикрывал, щедро украшенный крупными желтыми цветками, огромный кактус, посаженный в исполинской бочке. Продолжительным нетерпеливым звонком он подозвал официанта, не замедлившего явиться. Корлбли не стал мелочиться и заказал имевшихся в меню шестерых жаб-голиафов, зажаренных в собственном соку и водившихся исключительно на планете Земля, в горных реках Центральной Африки, десять киллограммов маринованного улиточного мяса и двадцать восьмисотграммовых порций жареной баранины, приготовленной также по рецепту жителей какого-то горного района планеты Земля. На десерт он заказал двухкилограммовый торт и десять литров легкого белого ганикармийского вина. Со всей этой снедью и вином оголодавший акклебатианин расправился в течении каких-нибудь получаса – под удивленные взгляды редких посетителей ресторана, число каковых за эти полчаса увеличилось. Затем Корлбли, согласно физиологическим особенностям акклебатианского организма, запрокинул голову, прикрыв глаза веками, и на десять минут отдался во власть сладостной отрыжки, несколько напоминавшей смесь релаксационного пароксизма сытости с банальным анабиозом.