А теперь вот Джон крепко спал. Однако снился ему не очень приятный сон, вернее, не то, чтобы неприятный, а – тревожный. Ему снился ресторан на угрюмой планете под названием Байкотан, в каком-то городишке с длинным и сложным названием – на краю этого городишки. Джона тогда ударили ножом местные бандиты из-за женщины. В этом сне Джон сидел за дальним столиком в пустынном ресторанном зале. Зал освещался скупым желтым светом, бросавшим на столики, стены и пол причудливые тени. Но наиболее причудливо выглядел потолок – его сплошь укутывал непроницаемый ковер белесой паутины. Паутина постоянно колыхалась под волнами холодного воздуха, разгоняемого мощным невидимым вентилятором. Джон достаточно сильно озяб, его не согревала местная водка удивительного фиолетового цвета (перед ним стоял полуопустевший графинчик и блюдце с полуобгрызенной жареной рыбой, имевшей на редкость мерзкий вкус), он чувствовал себя отчаянно одиноким, ему хотелось в теплую уютную комнату и ощущать себя в ласковых женских объятиях. Все эти тоскливые ощущения во сне усиливались во сто крат, а сон выглядел необычайно реалистичным. Худая некрасивая официантка копошилась вдали у стойки бара, бармен рубил тяжелым острым ножом грубые пресные овощи для ресторанного фирменного салата. Порывы холодного ветра развевали черные шторы, прикрывавшие входные двери. Дрессированные пауки ненавязчиво шелестели в паутине под потолком. Большие ступни Джона, обутые в грубые солдатские ботинки, откровенно мерзли под столиком, обдуваемые противным холодным сквозняком, тянувшимся по полу нескончаемым потоком.
Музыка заиграла – байкотанская народная мелодия, напоминавшая вой зимней вьюги, под звуки которой Джону захотелось повеситься. Шторы начали раздвигаться чаще, и зал стал наполняться посетителями – мрачными одноглазыми байкотанами. За год службы здесь Джон привык к их одноглазию, и эта физиологическая особенность местного населения его уже давно перестала шокировать. Он вернулся к графинчику с фиолетовой водкой и своим мрачным размышлениям. Не отрывая взгляда от поверхности стола, он неторопливо допил графинчик до дна, доел рыбу, а когда поднял слегка захмелевшую голову, то увидел, что за столиком он сидит теперь уже не один – по другую сторону столика прямо напротив него сидела она! Восхитительная байкотанка в глубоко декольтированном платье темно-вишневого цвета, с густыми черно-синими кудрями, ниспадавшими ей на обнаженные роскошные плечи. Как и у всех байкотан у ней имелся тоже только один глаз. Но зато какой! Громадных размеров, потрясающей формы, наполненный дрожащим ярко-золотистым сиянием, в далекой глубине которого таинственно мерцали три изумрудных зрачка. Чувственные губы растягивала приветливая улыбка, а высокие белые груди в широком вырезе платья часто поднимались и опускались. Джон пьяно таращился на роскошную байкотанку, не замечая, как за соседним столиком зловеще зашушукались четверо мужчин, искоса и злобно поглядывая на Джона в четыре глаза (на каждого по одному глазу). Джон в своем сне вновь испытал мучительное ощущение нереальности присутствия за его столиком этой странной красавицы, очень реалистично ощущал страх при мысли, что она исчезнет или окажется всего лишь навсего дорогой проституткой, а не лучом искреннего женского тепла и сострадания в океане черной тоски, куда Джон был погружен уже целый год за время службы на этом проклятом Байкотане… Как его ударил ножом кто-то из той четверки местных бандитов, что шушукались за соседним столиком, он уже не увидел – он проснулся, и с удивлением почувствовал, что по щекам его бегут горячие слезы, а на душе осталась острая тоска и, как ни странно – не по одноглазой байкотанке, а – по золотоволосой нимфе, живущей на супер-деревьях Ракельсфагах, хотя и видел он ее мельком всего раз в жизни, да и то – на слайде. В следующую секунду острая тоска прошла, им овладела внезапная ярость при мысли о самоуверенном и не сомневающемся в собственной циничной правоте пятизвездочном генерале Баклевски, собравшимся переработать всех золотоволосых красавиц с ветвей Ракельсфагов на целебное мыло и омолаживающие порошки.